Слышал я,
Что ты в горах
Усмиряешь страсть,
Почему же ты тогда
Смело пьёшь сакэ?
Ямаи ситэ
Кокоро сумасу то
Кикицуру ни
Нигоридзакэ о ба
Ика дэ ному ран
А преподобный на это ответил:
Именно в горах
Если пить, то нужно пить
Именно сакэ —
Помогает забывать
Этот бренный мир страстей.
Ямаи ситэ
Ному бэки моно ва
Нигоридзакэ
Тотэмо укиё ни
Суму ми тэ мо наси
12
О том, как Иккю слагал стихи на тему любви и стены
Один человек, знавший о том, насколько остёр на язык Иккю, захотел сам услышать пример его находчивости, пошёл к преподобному и дал ему тему «Любовь и стена»: — Сложите, пожалуйста, японские стихи!
Ждал я тебя,
А ты не приходишь,
Спать одиноко,
Только началась любовь —
Не зря имя ей —
«быстротечность»[307].
Мажу тебя,
В одиночестве
Глиной
обмазываю,
А чтоб плетёнку
связать,
Верёвку я
приготовил.
Кими мацути
Конэба я хитори
Нуру бакари
Кои о ситатэ но
На ва
татиникэри
Потом тот человек задал ему написать китайское стихотворение на тему «Дым и любовь», а Иккю сложил:
Тонкая струйка летучего дыма
Как будто уносит печаль.
В Шести покоях пир отгремел,
Луну скрывает туман.
Простым повозкам путь закрыт
В Розовый дворец,
Красавицы благовония жгут
В надежде на встречу с любимым.
13
О том, как Иккю направлялся в Канто и по дороге беседовал с монахом-ямабуси
Когда преподобный Иккю направлялся в Канто, на ходу он наигрывал на флейте, как бывает у монахов-комусо[308].
В пути встретился ему монах-ямабуси. Увидев Иккю, он спросил:
— Что, уважаемый комусо, куда направляетесь?
— Куда ветер дует! — отвечал преподобный. Тогда ямабуси спросил:
— А когда не дует?
Иккю ответил:
— Буду сам дуть и идти.
Ямабуси смирился и умолк.
Иккю на ходу наигрывал на флейте. В пути встретился ему монах-ямабуси. Увидев Иккю, он спросил: «Что, уважаемый, куда направляетесь?» «Куда ветер дует!» — отвечал преподобный.
В третью луну третьего года Дзюэй
Воины Ёсицунэ сели на корабли.
Жестокую битву с войском Тайра словами не описать,
Сколько десятков тысяч погибших камнем ушли на дно.
О чайнике
Есть рот, но он слова не скажет, весь круглый,
Без привязанности он в бренном мире живёт,
Всё равно, морская вода, речная —
Из носика льётся дзэн Чжаочжоу[310].
Некто тайно установил у себя старое изваяние Фудо, а Иккю, бывавший в том доме, впервые увидев изваяние, тут же сложил:
Всё тело черно — почему же «светлым» тебя называют?
От рожденья такой, ты удивляешь всех,
Нет любовника[311], кто б заповедь не нарушил, —
Так что же это за храм, что ты охраняешь?
Об Итинотани
Побеждено неисчислимое войско Тайра,
Имя Ёсицунэ не исчезнет в веках.
Старик Кумагаи убил сопляка Ацумори[312],
Мы победили врага, так грянем скорее клич!
В день пострижения в монахи
Опали с твоей головы драгоценные волосы
На Восточной горе, в храме Кэнниндзи, и стал ты
Настоящим монахом.
Совсем как те просветлённые школы Тэндай.
Теперь ты свободен от соблазнов обычной жизни[313].
О половом члене
Мой член длиной в восемь сунов[314],
Всю ночь обнимаю тебя — не могу спать один,
За всю мою жизнь рука красавицы тебя не касалась,
Тянутся луны и дни, пока ты спрятан в фундоси…
вернуться
В этом стихотворении использована игра слов: мацути — «ожидая» или «промежутки глиной», конэба — «не приходишь» или «замешивая», нуру — «спать» или «намазывать, покрывать», на ва тацу — «установлено имя» или «подготовлена верёвка».
вернуться
Комусо: — странствующие монахи, использующие в качестве медитативного средства игру на флейте.
вернуться
В местности Итинотани, находящейся в западной части Японии произошла одна из решающих битв между воинскими родами Минамото и Тайра. Подробнее см. «Повесть о доме Тайра».
вернуться
Чжаочжоу (778–897) — монах направления Чань (яп. Дзэн) в Китае, сделавший большой вклад в формирование чаньской философии.
вернуться
Вероятно, Иккю указывает на любовь хозяев к изваянию и как бы намекает, что там ему не место.
вернуться
Шестнадцатилетний Ацумори в битве при Итинотани прикрывал отход войск Тайра, сражался с Кумагаи Наодзанэ и был побеждён. Кумагаи, когда сорвал защитную маску с Ацумори, увидел, что тот — ровесник его сына. В тот момент подоспели прочие воины Минамото, и Кумагаи убил Ацумори. Впоследствии Кумагаи ушёл в монахи; этот эпизод широко использовался в различных произведениях. Здесь Иккю, вероятно, указывает, что войны — несчастье для конкретных людей и вовсе не повод для возведения военачальников в эпические герои.
вернуться
Нельзя не отметить сарказм этих стихов, формально выдержанных и восхваляющих факт пострижения, но достаточно знать об авторстве Иккю. Вероятно, потому они и вошли в эту книгу.