Ван Янь-сю
Предания об услышанных мольбах
(Гань ин чжуань)
ЖИВАЯ СТАРИНА КИТАЙСКОГО БУДДИЗМА
...Буду счастлив, если грядущие доброжелательные мужи, стремящиеся проникнуть в корни событий, найдут здесь, чем развлечь ум, на чем задержать взгляд, — и не отвернутся с презрением.
Равно великий в свершениях и злодеяниях Первый Августейший Император династии Цинь создал неразрешимые проблемы наследнику престола: Второй (и последний) Августейший Император[1] не придумал ничего лучшего как покрыть лаком стену, ограждавшую Поднебесную. Придворный шут с воодушевлением приветствовал этот проект: народ, конечно же, пострадает от поборов, однако стена станет красивой и такой гладкой, что разбойникам-супостатам не взобраться по ней. Единственное возражение шута сводилось к тому, что потребуется навес над стеной, предохраняющий лак от лучей солнца.
У анекдота о Великой Китайской Стене, вызвавшего у читателя по меньшей мере улыбку, совсем седая борода и весьма преклонный возраст. В конце следующего века он отметит полуторатысячелетний юбилей. Следующий анекдот датирован полутора столетиями ранее и касается более прозаического предмета, нежели предыдущий.
Жуань Сянь и его дядя Цзи[2] жили на южной стороне улицы, а их остальные сородичи — на северной. В седьмой день седьмого месяца богатые «северные» Жуани, как и полагалось, вынесли под последние жаркие лучи уходящего лета роскошные одежды из шелка, узорных тканей и парчи. Сянь же посреди двора вывесил на длинном бамбуковом шесте свои холщовые подштанники. На недоуменные вопросы обывателей он отвечал, что негоже ему пренебрегать заведенными в миру порядками.
От крайних форм сарказма и эпатажа перейдем к довольно непритязательной истории из повседневной жизни эпохи Хань (206 г. до н. э.—220 г. н. э.), из которой следует, насколько близки бывают житейские ситуации, значительно отдаленные в пространстве и времени.
В такие-то годы такого-то правления в доме одного простолюдина (с указанием точного местопроживания) творились всяческие чудеса: большой жбан стал издавать звуки, исчезла кое-какая утварь, курица вывела цыплят — и те пропали. Люди приготовили много еды и поставили в доме, желая изловить нечистую силу. Услыхав все те же звуки, они схватили палку и принялись бить куда ни попадя. Наконец в углу раздался стон и мольбы о пощаде. Обнаружили старика лет этак ста, одичавшего и бормотавшего что-то невразумительное. Выяснилось, что десять лет назад неподалеку в одном доме пропал старик. Родные печалились и радовались тому, что отыскался дедушка. А через год старик вновь пропал, и в окрестных домах по-прежнему стали случаться чудеса.
Наконец, еще одна старинная история из жизни китайских духов.
Селянину, ехавшему по своим делам на повозке, повстречался отрок с лютней-пипа. Отрок попросился в повозку и стал играть песенки на своей лютне. Когда же песенки кончились, отрок выплюнул язык и вырвал свой глаз, уйдя затем прочь. Перепуганный простолюдин продолжил путь. Вскоре, еще не совсем придя в себя, он повстречал на дороге дряхлого старца, который сразу же представился: фамилия и имя были совсем обычные. Селянин помог ему взобраться на повозку и рассказал о духе-отроке, искусно игравшем на лютне. Задетый за живое старец похвастал, что и он из той же породы и к тому же не обделен музыкальными талантами. Подтверждая сказанное, он вырвал свой глаз и выплюнул язык, вконец перепугав селянина.
Искушенный читатель, познавший толк в китайской классике, вероятно, установил принадлежность пересказанных историй к жанру коротких рассказов сяошо и, быть может, припомнил сборники: «Записи, рождающие улыбку» Хоу Во, «Ходячие толки в новом пересказе» Лю И-цина, «Записки о поисках духов» Гань Бао. Три последних десятилетия читающая публика имела возможность познакомиться с переводами этих и других сборников коротких рассказов по меньшей мере в четырех подборках и отдельных изданиях[3]. Чем вызван столь взаимный и неизменный интерес издателя и читателя к этому предельно архаичному литературному явлению, рожденному в столь сложной для понимания культурной среде? Что привлекает нас в этом действительно кратком (иногда в две-три фразы), по преимуществу малоправдоподобном (хотя и претендующем на историческую достоверность) и не всегда серьезном (как мы убедились) китайском рассказе?
1
Эр-ши-хуан-ди правил в 209—207 гг. до н. э.; был склонен к самоубийству влиятельным придворным евнухом. На смену Цинь (221—207 гт. до н. э.) пришла династия Хань, более четырех столетий правившая Китаем.
2
Жуань Сянь (234—305), искусный музыкант; любитель вина, аристократ духа, отказавшийся от государственной службы; один из «семи мудрецов из бамбуковой рощи». К той же знаменитой плеяде принадлежал его дядя Жуань Цзи (210— 263), выдающийся поэт.
3
См.: Волшебное зеркало. Дотанские новеллы. Пер. с кит. А. Тишкова и В. Панасюка. М., 1963; Китайская проза // Классическая проза Дальнего Востока (Библиотека всемирной литературы). М., 1975; Пурпурная яшма: китайская повествовательная проза I—VI вв. Сост., ред., коммент. Б. Рифтина. Послесл. В. Сухорукова. М., 1980; Гань Бао. Записки о поисках духов (Соу шэнь цзи). Предисл., пер. с кит., коммент, и указатели Л. Н. Меньшикова. СПб., 1994.