Кашлянувшая за спиной у Вычени женщина-кошка с тенью улыбки в уголках губ ждала, когда девушка обернётся. А та, редко моргая широко распахнутыми глазами, сперва сглотнула несколько раз, а потом медленно, очень медленно начала оглядываться... Встретившись взглядом с мягкими серовато-зелёными глазами с золотистыми ободками вокруг радужки, Выченя протянула дрожащую руку и коснулась тёмно-русых прядей, крупными волнами обрамлявших лоб незнакомки в чёрном кафтане с серебряной вышивкой. Улыбка на губах женщины-кошки обозначилась яснее, и она, ласково поймав руку Вычени, прильнула поцелуем к голубым жилкам под тонкой девичьей кожей. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, а потом белогорянка склонилась к маленькой и хрупкой девушке, но не целовала, а мурлыкала, почти касаясь губами уха. Выченя сперва слушала, как заколдованная, а потом вскрикнула, всплеснула руками и хлопнулась в счастливый обморок.
— Поздравляю, сестрица, — окликнула будущую родственницу Драгана. — Тебя как звать-то?
Женщина-кошка, с ласковой бережностью подымая девушку с земли, отозвалась:
— Хвалислава я. — И в свою очередь спросила: — А ты кто?
— Драгана, — ответила избранница Веселинки. — Похоже, нашими с тобой супругами станут родные сестрицы.
Выченя тем временем пришла в себя и открыла глаза. Несколько мгновений её взгляд, мутный и сонный, блуждал по сторонам, а когда остановился на лице Хвалиславы, в нём промелькнули искорки беспокойного, непоседливого восторга. Впрочем, она не принялась сразу буйствовать, а лишь крепко обвила женщину-кошку за плечи, словно боялась, что та исчезнет, как сон. Но Хвалислава не растворялась в воздухе, а вполне осязаемо держала её в объятиях.
Наконец Веселинка ощутила ногами твёрдую почву. Сильные руки Драганы поддерживали её, и девушка в ответ льнула к белогорской жительнице: не хотелось её отпускать, выныривать из мурлычущей кошачьей нежности. Всматриваясь в её глаза, Веселинка с каждым мигом всё яснее узнавала их. Да, именно они виделись ей в снах... Сердце вдруг сжалось, точно от холодного сквозняка: а как же родители и сестрицы? Как же оставить их? Долго противилась она своей судьбе, отмахивалась и бежала прочь, а встретив её и взглянув в глаза, не находила теперь в себе сил от неё отказаться. Точно незримая золотая нить протянулась между их душами, певучая и звенящая от каждого слова, от каждой улыбки и движения — лёгкая, как девичий волос, и вместе с тем прочная, как стальная цепь. Ясный весенний день поплыл в солёной дымке слёз, и Драгана обеспокоенно заглянула Веселинке в глаза.
— Что с тобой, ладушка? Отчего опечалилась ты?
Веселинка смахнула тёплые капельки с ресниц и улыбнулась.
— Нет, ничего... Не печалюсь я. Просто сердце моё переполнилось, не могу совладать с ним...
— И всё-таки что-то тревожит тебя, милая, — окутывая её проницательным и тёплым взором, молвила Драгана. — Расскажи мне, облегчи сердце своё... А я сделаю всё, чтобы тебе помочь.
Не решалась Веселинка поведать о том, что омрачало её душу в этот радостный солнечный день — не день, а светлый драгоценный перл в ожерелье Лаладиной седмицы. Прильнув к груди женщины-кошки, она с улыбкой смотрела, как целуются-милуются Выченя с Хвалиславой; радовалась она за младшую сестрицу, и наполнялось её сердце тихим, крылатым счастьем. Вот ведь как занятно вышло: нашли они своих избранниц в один день! Ну не чудо ли?
— Ты прости, что я в таком виде, — спохватилась Веселинка, смущённо покосившись на своё затрапезное и неприглядное одеяние. — Я тут неподалёку работала... Не успела переодеться. Не хотела я сюда идти, да сестрица вытащила.
— Почему же не хотела ты идти? — Драгана нежно касалась пальцами выбившихся из косы прядок волос девушки, играла ими, а её глаза тепло искрились.
Веселинка только вздохнула. Не находились слова, повисали тяжестью и на языке, делая его неповоротливым, и на сердце ложились холодным грузом. Склонилась она на грудь женщины-кошки, уткнулась и уже не могла сдерживать слёз.
— Горлинка моя, что ты! — воскликнула та огорчённо.
Не могла Веселинка отворить дверцу, за которой в её душе пряталась печальная правда, но Драгана не принуждала её говорить. Она прижала девушку к себе, окутав крепкими и тёплыми объятиями, щекотала поцелуями её лоб, сушила дыханием мокрые ресницы. Рвалось на части сердце Веселинки, металось и стонало: «Нет, не могу отказаться, не могу оттолкнуть...» Случилось то, чему суждено было случиться. «Судьба найдёт и за печкой», — так сказал батюшка.
А между тем начались пляски и всеобщее веселье. Понеслись хороводы, большие и малые, зазвенели бубенцы, запели гудки и дудочки; Выченя потащила свою избранницу плясать, и та со смехом поддалась — как тут откажешься? Веселинку ноги в пляс не несли, и они с Драганой подошли к столам с праздничным угощением. Женщина-кошка наполнила хмельным мёдом большой кубок и поднесла ей. Веселинка пригубила мёд едва-едва, но под осторожным нажимом руки Драганы ополовинила сосуд. Вторую половину веселящего напитка женщина-кошка отправила в себя, после чего пахнущими мёдом губами поцеловала девушку. Никто прежде не касался губ Веселинки, всем желающим давала она отпор, а тут — не устояла... Растаяла, как масло на стопке узорчатых горячих блинов. Разве могла она оттолкнуть прочь обнимающие её руки — сильные и нежные, точь-в-точь такие, как описывала сестрица Выченя в своих чувственных мечтах? Единожды ощутив на себе их прикосновение, отказаться было уже невозможно, немыслимо. Веселинка слабела в их крепком кольце — и телом, и сердцем, и волей. Не осталось в ней ни твёрдости, ни упрямства... Вся размякла она, поникнув на грудь Драганы, и её руки, с лёгкостью управлявшиеся с топором, пилой и рубанком, сейчас, наверное, не смогли бы и иголки удержать.