— Давай, — кивнула Берёзка с улыбкой.
Обязанность наполнять огородную бочку водой возлагалась на Ратибору: она была уже достаточно сильной, чтобы таскать полные вёдра. Ледяная колодезная вода за день согревалась и становилась пригодной для полива грядок. Возле дома стояла ещё одна бочка — для сбора дождевой воды, которая стекала туда по желобкам с крыши. Ею вся семья умывалась, а Берёзка мыла волосы, добавляя чарку воды из Тиши. Благодаря этой чудодейственной водице за несколько лет в Белых горах она обзавелась двумя тяжёлыми шелковистыми косами почти до колен. В возрасте Ратиборы у неё была лишь жиденькая и короткая косичка непонятного мышасто-русого цвета, блёклого и невыразительного, а теперь оттенок облагородился, стал ближе к пепельному, с завораживающим, холодным серебристым отливом, который очень шёл к её нежной бледной коже и светлым, зеленовато-серым глазам. Вся Берёзка была будто выточенное из льда изящное изваяние, зимняя девочка-снегурочка, в которую вдохнул жизнь сам бог Ветроструй. Но лёд этот не сковывал давящим морозом, а приятно бодрил и охлаждал в жару. Её, лёгкую, гибкую, маленькую, подросшая Ратибора уже сейчас могла подхватить и покружить на руках.
Прореживая морковные всходы, Берёзка краем глаза наблюдала за девочкой-кошкой. Поскрипывал колодезный ворот, гремела цепь. Подцепив два увесистых ведра на коромысло, Ратибора спорым шагом несла их к бочке и опорожняла в неё. Можно было залюбоваться её длинными и стройными ногами, полными упругой силы, прямой статной спиной и выносливыми плечами. Солнце превращало копну её светлых кудрей в золотую волнистую шапочку.
— Помощница моя, — ласково проговорила Берёзка, когда бочка была наполнена, и Ратибора, брякнув к её ногам два пустых ведра, выпрямилась с улыбкой от уха до уха. Взъерошив мягкие, вымытые вчера ромашковым отваром волосы девочки-кошки, Берёзка пригнула её голову к себе и чмокнула в щёку: — Хорошо. Благодарю тебя, солнышко моё ясное. Всё, ты пока свободна, беги по своим делам.
От поцелуя Ратибора прижмурилась и мурлыкнула.
— А можно орешков взять и земляники сушёной? — спросила она.
— Возьми, моя родная, — кивнула Берёзка.
Завтракать сразу после пробуждения у них было не принято — так уж сложилось в семье. Гледлид не хотела есть по утрам, ограничиваясь чашкой отвара тэи, подслащённого мёдом. За стол они садились дважды в день: около полудня встречались за добротным обедом, а вечером плотно ужинали. Растущим девочкам, чтобы дотянуть до обеда, разрешалось подкрепиться утром орехами, ягодами, овощами, яблоками или грушами — смотря что созрело в саду.
На пороге Ратибора столкнулась с младшей сестрицей, которая, уже одетая, бежала к дождевой бочке умываться. Шестилетняя Светолика от столкновения зашипела и зафырчала по-кошачьи, но Ратибора только засмеялась, открыв белые и крепкие зубы с плотоядными клыками.
— Куда несёшься сломя голову?
Светолика, конечно же, спешила навстречу новому дню, полному дел и событий. С раннего утра и до обеда они с Ратиборой постигали науки во дворце Огнеславы, а после обеда и до вечера были вольны делать всё, что хотели. Могли шастать по лесу, купаться, рыбачить, бегать наперегонки в зверином и человеческом облике. Но не всё своё свободное время сёстры проводили в праздности; было у них особенное общее увлечение — подбирать в лесу попавших в беду зверушек и птиц, лечить их светом Лалады и отпускать на волю. В их заботливые руки попадали лисята, волчата, бельчата, зайчики и бурундуки, всевозможные птенцы. Сердобольные девочки-кошки устроили на чердаке дома звериную лечебницу, в которой питомцы жили до полного выздоровления, а после возвращались в лес. В позапрошлом году Ратибора со Светоликой подобрали совсем слабого совёнка, слепого на один глаз. Это оказался детёныш филина. Кроме слепоты у него были и другие недуги, и если б на него не наткнулись юные любительницы зверья, бедолага совершенно точно не выжил бы. Девочки не сразу разобрались, какого птица пола, но потом стало ясно, что это самка. Они вылечили её и выходили, кормили мышами, червяками и жуками, которых сами для неё ловили. Когда она подросла, они стали учить её охотиться, чтоб та смогла добывать себе пропитание в лесу. Сова вроде навык усвоила, но улетать отказалась наотрез. Сколько её ни выпускали, она прилетала назад. Что делать? Филиниху назвали Ляпой и разрешили остаться — или, точнее, смирились с тем, что отделаться от неё не получится. Ляпа избрала себе в качестве насеста ветку яблони возле дома; днём она подолгу неподвижно сидела на ней, прикрыв мохнатые веки, а ночью летала охотиться. Встал вопрос: как быть, если птица решит гнездоваться?