— Все хорошо. Нагрузка в этом году будет детской. Думаю, справлюсь.
— Вы диплом должны писать, — Тарнавский включает препода. Я борюсь с желанием закатить глаза. Опускаю их вниз и улыбаюсь.
В моей зачетке стоит сотка с его размашистой подписью за предмет «Судейская этика». Если вдуматься, это, конечно, тот еще сюр. Как и вся наша жизнь.
— Мне один судья обещал сделать доступ к библиотеке Верховного суда. Вот жду…
Подкалываю, хотя в реальности ни капли не сомневаюсь, что Тарнавский свое слово сдержит. Просто мне пока не горит, а у него не было времени. До защиты диплома два с половиной триместра.
Слава снова улыбается. Ну и снова же даже глаз не открывает.
— Все будет, Березина. Не суетись.
Теперь улыбаюсь уже я.
Раскрытые бедра затекли. Знаю, что пора расплетаться. Славе — лечь нормально. Мне — сбегать в душ. Но оттолкнуть его не могу.
— А Смолина твоя как?
На этом вопросе вся сжимаюсь. Не хочу так реагировать, но… Черт. Сердце взводится. В груди ворочается.
Но упрямо играю в безразличную. Пожимаю плечами и равнодушно кривлю губы:
— Нос воротит.
На самом деле, наша с Лизой Смолиной ситуация делает мне очень-очень-очень больно, но что будет правильно — я не понимаю.
Я скучаю без подруги. Я понимаю, что теряю ее. Но можем ли и дальше дружить — не знаю.
Слава считает, что да. А я не могу одновременно желать ей добра и ненавидеть ее отца, даже если моя ненависть — справедлива.
Развивать не хочу.
Возможно, Тарнавский это чувствует. Когда я опускаю глаза, вижу, что он свои открыл. Смотрит в сторону задумчиво. Потом смаргивает.
Поднимается на локтях, фокусирует взгляд на моем животе. Тянется к нему губами и целует.
Тут же вышибает из грудной клетки любую грусть. Я улыбаюсь.
Он дует на пирсинг — смеюсь. Щекотно.
Тянусь к подвеске-подарку и играю с ним пальцами. Слежу, как поцелуи то и дело припечатываются к выбранному по непонятным критериям участку кожи.
Слава с нажимом ведет по животу носом. Упирается в ребра лбом.
Мне кажется, колеблется, может ли предложить мне вот сейчас еще раз заняться сексом. Но даже если он может — я уже нет.
Сжимаю его бока ногами и прошу снова опуститься. Слушается.
Пользуется мной, как подушкой.
— Как тебе сегодняшняя встреча? — этот вопрос он мог задать еще когда мы ужинали, но дал немного времени. Наверное, правильно. Сейчас мысли хотя бы немного из стихийной кучи стали похожими на какую-то систему.
— Странно. Мне кажется, я там не нужна была.
— Поверь, нужна.
Хочется спорить, но я привычно сдерживаюсь. Стараюсь верить.
Снова глажу от затылка вниз.
— Что они знают о нас?
Эти мысли мучают весь день. Если всё… Я почувствую себя беззащитной.
Слава поднимает голову. Смотрит на меня, немного хмурясь.
Меняет позу (ложится рядом, забрасывает руку за голову), я тут же устраиваюсь уже на его груди.
— Только то, что нужно знать для дела. Что ты отымела Смолина.
Улыбаюсь и жмусь носом в пряную солоноватую кожу.
— Я никого не отымела… — Как считает Слава: скромничаю. Как считаю я: объективно смотрю на вещи.
— Ты всех отымела, Юль.
Он прижимается к моему затылку губами, я молчу. Качает на волнах сомнений, но я решаюсь все же спросить:
— Я приблизительно поняла, кто все эти люди. Кроме Кристины. Кто она?
Хотела бы получить незамедлительный ответ, но Слава тормозит. Взгляд не вскидываю, перед глазами снова мелькает их бессловестный диалог. Или такого не было и я придумываю?
— Кристина — дочь моего покровителя, если можно так сказать. Это он помог мне получить должность в хозяйственном суде. Раньше подкидывал клиентов. Мы с ним хорошо и плотно общаемся. Многие его интересы завязаны на мне. Поэтому он заинтересован в том, чтобы я продолжал сидеть там, где сижу. А Кристина… Она специфичная, но не плохая.
Я заставляю себя проглотить желчное: «что-то сомневаюсь».
Взвесив, позволяю себе честное:
— Из всех она понравилась мне меньше всех.
Слава хмыкает. Я снова не смотрю. Его пальцы неспешно прокатываются по моему позвоночнику. Я одновременно получаю удовольствие от близости и чувствую дискомфорт из-за темы разговора.
После паузы слышу:
— Детей крестить с ней тебе скорее всего не придется, Юль. Но поработать — возможно. — Он замолкает, давая мне возможность возразить. Но нечего. Дальше тон становится серьезнее. Настроение тоже. Пальцы все так же гладят кожу, но я все равно напрягаюсь: — Мне важно, чтобы вы друг друга знали. Чтобы они к тебе привыкли. Чтобы в случае чего ты знала, к кому обратиться.