— В случае чего?
Молчит. Я запрокидываю голову. Натыкаюсь на сосредоточенный на противоположной стене взгляд.
Я некоторое время жду серьезного ответа, но когда он смотрит на меня и широко улыбается, осознаю: не будет.
Включает харизму, настраивается путать.
— Ну а вдруг ты захочешь доступ к Генпрокурорской библиотеке? Правда в душе не ебу, есть ли такая, но позвонишь Салманову и спросишь.
— Да уж… — Качаю головой, следя, как отшутившись, Слава тянется за мобильным. Что будет дальше — очевидно. Куча-куча-куча звонков и сообщений. А лучше спал бы.
Со вздохом отталкиваюсь от его груди и встаю с кровати, стараясь задушить проснувшуюся тревогу.
В случае чего, Слав? В каком, к черту, случае?! Ты мне пообещал, что мы всех сделаем.
Потягиваюсь, оглядываюсь.
Ловлю взгляд на своем теле. Он изучает изгибы, которые знает уже досконально. Я наслаждаюсь мучительным внутренним трепетом, который давно должен был пройти.
— Я в душ.
— Иди.
Закрывшись в его ванной, никуда не спешу. Рассматриваю себя, долго стою под струями. Думаю о всяком. Стараюсь рационализировать и обесценить каждый из поводов для волнения.
Когда выхожу обратно в спальню — Слава спит. Лежит на животе, спрятав кисти под подушкой, а рядом с ним снова разрывается телефон.
Я беру его в руки и вижу на экране имя контакта «Кристина Власова».
Отлично, Кристина. Теперь я знаю еще и твою фамилию.
Смотрю на Славу и с наслаждением сбиваю входящий.
Сегодня ты до него не дозвонишься, прости.
Прим. автора:
Джетлаг — рассогласование циркадного ритма человека с природным суточным ритмом, вызванное быстрой сменой часовых поясов при авиаперелёте.
Глава 6
Юля
Иду по коридору учебного корпуса, покусывая губы и пялясь в свой мобильный.
Писать или нет? Писать или нет?
Между нами со Славой доверие, но я чувствую недосказанность. Ищу ей оправдание, конечно, но то и дело возвращаюсь к вопросу: кто такая эта Кристина?
В памяти подло всплывает старая история, рассказанная одним из сотрудников аппарата нашего суда, Артуром. Молодой человек поделился своими знаниями о личной жизни Вячеслава Евгеньевича, а я, конечно же, каждое слово впитала.
Когда-то давно, задолго до судейства, Тарнавский встречался с дочкой влиятельного человека. Если верить Артуру, он стал для нее первым, звал замуж, сильно любил, а она ему изменила.
Тарнавский не простил.
Отец пытался их мирить, но Слава не смог пойти навстречу. Или не захотел. Что было с ней дальше — я не знаю, но стоит вспомнить, как мой судья переглядывался с Кристиной, и уже кажется, что мы знакомы.
В телефоне открыт диалог с Артуром, но я не знаю, как подступиться. И стоит ли.
Из-за спины меня догоняет гул девичьих голосов. Сзади в плечо прилетает удар. Я дергаюсь, отступаю и резко смотрю вправо.
По моему лицу проезжается холодный, снисходительный и очень-очень красноречивый взгляд Лизы Смолиной.
Внутри меня — всплеск злости. Достала.
Потом досада. Не хочу вражды.
Потом боль. Не уничтожай все в ноль, дурочка…
Или это я уже все уничтожила?
— Коридора мало, Лиз? — Спрашиваю без явной агрессии.
Смолина в ответ фыркает. Окружившие ее девочки-однокурсницы подхватывают настроение «хозяйки» и улюлюкают явно не в мою поддержку.
Это все очень глупо и по-детски, но не будь в моей жизни Славы, работы, куда более страшных взрослых рисков, я непременно страдала бы из-за объявленной мне Лизой войны.
Она компенсирует наше болезненное расставание мелкой местью. Окружила себя сто лет не нужными склонными шестерить девицами. Имитирует удовлетворенность жизнью. Ее полноту и отсутствие дыр в груди. Только когда у людей все хорошо, они никого не задевают при любой возможности. А она…
— В телефон меньше пялиться надо, Берёзина.
У меня в груди тоже есть дыра, которую я стараюсь не замечать за занятостью. Но когда бывшая подруга вот так себя ведет — больно.
— Констанкевич попросил после начала пары не вламываться. Но тебя, судя по всему, правила не касаются.
Мы обе понимаем, что не ей меня учить, но Лиза все равно произносит снисходительно, проезжаясь еще одним взглядом. Задерживается на моей шее. Я запоздало осознаю, что забыла снять подвеску.
Черт.
Только и прятать уже поздно.