На одном из них я чувствую такой же толчок бедрами. Между нами — ткань его брюк, но я все равно обжигаюсь о жар стояка. Это движение будит что-то первобытно животное.
Хочу… В себе.
Под ткань белья по лобку скользит мужская рука. Я не успеваю испугаться — он не спрашивает, хочу ли. Ясно, что хочу.
Медленно гладит половые губы. Раз. Второй. Третий. Раскрывает их. Из меня сочится влага.
Частит дыхание. Чуть отрывается — тянусь за ним.
Целуй меня. Целуй, пожалуйста…
И он «прислушивается».
Наш новый поцелуй получается тягучим. Не такой быстрый темп. Не такой напор. А между ног — ускоряющиеся движения умелых пальцев. Влаги становится больше. Он обводит вход. Я дрожу. Вводит фалангу — у меня искры из глаз. Охаю.
Боже, это слишком хорошо…
Смотрю в крутящийся потолок, чувствуя горячее дыхание на шее и новые скользящие движения по нижним губам до клитора…
Слава ведет по кругу, потом с нажимом, потом вниз к входу, вводит палец глубже…
Я хочу продолжения, это очень чувственно и кончится неизбежным оргазмом, но вместо того, чтобы довести меня, он сдвигает ткань в сторону.
Смотрит в глаза. Я вижу, что там ноль сомнений. Нет тормозов. Тарнавский достает из кармана презерватив.
Я берусь за пряжку его ремня. Пальцы дрожат, но справляюсь. Расстегиваю. Следом — пуговицу и ширинку.
Внушительных размеров член оттягивает резинку боксеров. Мне страшно от мысли, что он окажется во мне, но я сгораю от нетерпения. Сжимаю и веду по длине. Какой же он горячий!
Поднимаю взгляд. Слава сжимает фольгу зубами и рвет ее. Сплевывает. Протягивает мне, я мотаю головой.
Не умею.
— Давай ты.
Кивает и делает это быстро.
Я не хочу думать, сколько женщин было у него. Был ли кто-то вчера и может быть даже сегодня.
Я хочу, чтобы сейчас была я одна. И он у меня… Один.
Обтянутая латексом головка упирается в мой вход. Глаза расширяются сразу и от волнения, и от нетерпения. Дыхание становится еще более поверхностным.
Я знаю, что надо не зажиматься.
Наивно тянусь к мужским губам, нуждаясь к поддержке.
Даже попросить «будь нежным» не могу. Он не поймет.
Сжимаю колючие щеки. Целую нежно сама. Доверяю не просто свою девственность, а всю себя.
Может быть придумываю надежность держащих сейчас рук и силу обладающего им желания, но мне кажется, их может хватить, чтобы…
Давление усиливается. Я чувствую, как головка меня растягивает. Жмурюсь и целую глубже.
Член выходит и проезжается по половым губам. Собирает соки. Давит на клитор.
Это снова неповторимо. Сбивает страхи.
Член возвращается ко входу, я подаюсь бедрами навстречу. Сама же спускаю курок.
Слава до боли сжимает мое бедро и толкается.
Я не кричу только потому, что рвет плеву на моем вдохе. От боли немею.
Пытаюсь дышать, мешает его язык. Пытаюсь, как он: часто и через нос — не выходит.
Член заходит как будто глубже, чем я физиологически могла бы принять. Печет вплоть до пупка. Но мысли о протесте нет.
Я чувствую движение. Он не останавливается. Назад и глубже. Назад и глубже в меня.
Дыхание — чаще. Желания — больше.
Я давлю в плечи, отпускает. Отдышаться дает. Упираюсь затылком о стену и смотрю в глаза.
Темные-темные. Полные-полные. Чего? Чего-то ужасно-прекрасного.
Член продолжает двигаться во мне. Я пытаюсь привыкнуть. Пытаюсь дышать. Пытаюсь дать ему… Все.
И он это все берет независимо от того, готова я или нет.
Проникает размашисто и ритмично.
Жрет глазами. Делает своей членом. Тянется к губам, когда ему кажется, что я уже надышалась — и я тут же позволяю снова поцеловать.
Мечтаю найти в боли удовольствие, но вместо этого с каждым разом боль становится все ощутимей. Он прошивает меня насквозь. Раз за разом. Раз за разом.
Жмурюсь. Не помогает. Кривлюсь. Не выдерживаю. Кусаю — не знаю, его или себя.
Понятия не имею, сколько длится его обычный половой акт, но если дольше пяти минут вот так… Я не выдержу.
Царапаю плечи — не легчает. Цепляюсь в волосы — тоже. Он ласкает губами шею, грудь, но и это не помогает расслабиться.
Мне кажется, внутри — не член, а ребристый поршень, который наждачкой ходит по ране. Огнем горит. Между ног — горячо и влажно.
Я терплю… Терплю… Терплю…
Пока перед глазами не загораются вспышки. Их видеть мешают слезы. Мне… Слишком больно.
— Слав, — жму на увитые мышцами плечи и обращаюсь охрипшим шепотом, хотя я даже не кричала.
Он не слышит. На виске — венка. Капельки пота. Он близко. Смотрит пьяно. Хочет жутко… И я хочу ему дать все, просто не могу.