— Слав, остановись, — прошу, принимая особенно болезненные толчок. Запас прочности на нуле. Стону и выгибаюсь.
Больно ужас как. Больно.
Не слышит. Или не хочет слышать, не знаю. Вместо того, чтобы сделать, что прошу — сжимает зубы и толкается глубже.
От боли снова немею. Хватаю воздух. Пытаюсь хотя бы дышать.
Наверное решил, что я просто передумала, а я… Не могу больше.
Чтобы переубедить меня — ищет губы. Целует в угол. Сжимает затылок, массирует, как когда-то на парковке. И я бы рада прочувствовать. Я бы рада отдаться сполна, но на очередном проникновении перестаю выносить.
— Мне больно, Слав. Пожалуйста… — Пищу, уворачиваясь.
Он мешкает, я опускаю взгляд — плохо вижу из-за слез, но кажется, что хмурится.
Замерший член распирает меня изнутри. Я хочу освобождения. Смотрю в глаза — он в ответ.
Резко выходит, я всхлипываю. Смотрит вниз. А я наоборот — запрокидываю голову, чтобы не видеть. Почему-то решила, что окажусь в числе счастливиц, которые в первый раз даже не чувствуют.
А там, наверное, кровь…
Отсутствие новых мучительных толчков мой организм воспринимает как истинное чудо. Скопившиеся за долгие дни и недели эмоции начинают выливаться из меня нелогичными слезами. С губ срываются всхлипы.
Мне не плохо, просто…
— Юль, — Тарнавский зовет меня как-то глухо. Я знаю, что надо на него посмотреть, но мотаю головой.
Не готова. Потом.
Тянусь к лицу ладонями, чтобы спрятаться в них. Тормозит. Сжимает мои кисти и впечатывает в стену.
— Юля блять, — рычит, пугая. Я знаю, что плохо не сделает, но вместо того, чтобы исполнить элементарную просьбу, жалко скулю. — Юля… Блять, Юля… — Он пытается ласковей, и я тоже пытаюсь взять себя в руки.
Слава отпускает запястья, сжимает мои щеки. Ведет по ним большими пальцами, собирая влагу. Опускает мое лицо, тем самым фокусируя внимание на себе.
Я все еще вижу в его глазах отголоски желания. Я вижу в них наш секс. Его прерванный ритм. Неутоленную похоть. Неконтролируемую потребность обладать. До конца довести. Поставить печать. Но поверх этого — плотная корка трезвости.
И это вызывает во мне непреодолимое желание полагаться.
— У тебя месячные, Юля? — Он спрашивает серьезно, сведя брови. И я хотела бы соврать, но какой уже смысл?
Медленно мотаю головой.
Возвращаюсь к нему. Он закрывает глаза, бьется своим лбом о мой лоб. И в губы снова летит, только не что-то до чертиков романтичное, а закономерное:
— Пиздец блять.
Глава 40
Юля
Несколько следующих секунд я вовсе не дышу. Поспорить сложно: полный, блять, пиздец.
Но я в нем уже столько живу, ваша честь… Вы бы знали…
Слава резко выдыхает.
Отрывается от моего лба. В глаза не смотрит — снова вниз. Не агрессивно, но настойчиво давит на мое бедро. Я должна с него… Слезть.
Ничего ужасного не происходит (точнее не так: все ужасное уже произошло), но я все равно воспринимаю закономерную бессловестную просьбу болезненно.
Подчиняюсь. Ступаю на пол. Поправляю белье. Веду основанием ладони по все еще влажной щеке. Не знаю, почему, но слезы из глаз продолжают сбегать.
Получаю его взгляд, а свой увожу.
Хочу наклониться, но он опережает. Успевший поправить брюки Тарнавский приседает и одним размашистым движением сгребает с пола всю нашу одежду.
Он, кажется, уже все это пережил. А я еще нет. У меня между ног — отголоски его болезненно-страстных движений. Пытаюсь настроиться. Тянусь за своим топом и юбкой, но вместо того, чтобы отдать их, он уводит руку за спину, набрасывая мне на плечи свою рубашку.
На пару секунд цепенею. Прикрываю глаза и вдыхаю.
Что ты от меня хочешь, Слав? Я просто не понимаю…
Продолжаю чувствовать на себе стянувшую кожу слюну, между ног — кровь вперемежку со смазкой. Я вся пахну им, во мне — фантомные толчки, этого более чем достаточно, но прикосновение к коже его одежды все равно будоражит.
Выталкиваю из себя дурацкое:
— Спасибо.
Смотрю вокруг. Понимаю, что мы сделали это просто в предбаннике. Дурацком предбаннике ночного клуба. Вот так ты лишилась девственности, Юля, поздравляю. Маме что ли позвонить…
Сарказм не спасает. Жалость к самой себе подкатывает к горлу. Изо всех сил душу всхлип.
Не хочу смотреть на него. Объясняться. Ничего не хочу. Только уйти.
Делаю шаг навстречу и протягиваю руку.
— Можно мне вещи, пожалуйста, — звучу, как разбитый хрустальный бокал. Не очень.