И он очерчивает. Шею. Подбородок. Скулу. Снова губы. А я даже попросить этого не делать не могу.
— Давай представим, Юль… Есть девушка… Хорошая. Умненькая. Красивенькая. Располагающая. Которая берет на себя обязательства. Берет бонусы. А работу… Не делает.
Внутри я кручу: я ничего на себя не брала!!! Я верну!!! Возьмите!!!
Внешне — подрагиваю.
— На отъебись у нас не выйдет, Юль. Знаешь, что может случиться с девушкой, если она не начнет исполнять маленькие поручения?
Не знаю. И знать не хочу. Ни слышать, ни осознавать, что мне не снится.
— У ее подруги из комнаты пропадет ювелирный гарнитур. Дорогой, зайка. На крупную уголовку хватит. Его найдут у милой малышки. Окажется, завистливая была…
Я дрожу, а тем временем Смолин отрывает руку и жмет на подлокотник. Крышки поднимаются. Оттуда он достает ключи.
Звенит ими. Я не знаю, что сказать.
— Наркотики еще могут найти. Кому оно надо, скажи? В конце концов, вечером вот так просто девушка по улице идет, а сзади…
— Зачем вы…
Руслан Викторович улыбается и прячет назад ключи, слишком сильно напоминающие те, которые я не успела достать из сумки. Я считала свою квартиру безопасным пространством… Дура.
— Всякое бывает, Юль. Пугать не хочу, дай бог обойдется без этого. Но работать надо, понимаешь? Работать, малыш.
В моменте мне хочется умереть, а не работать. Мягко стеливший «работодатель» открывает передо мной свое истинное лицо, и я даже не могу сказать, что поражена. Все так… Ожидаемо.
— Он ничем со мной не делится. Понимаете? — Повторяю свою ложь, ища мужской взгляд.
Смолин хмурится и вот теперь позволяет пробиться недовольству. Немного двигается на кресле. Смотрит в лобовое, потом на меня.
— Сделай так, чтобы начал доверять. Стань ближе, Юля. Стань.
— Как?
Мой протест уже переходит границы. Мужчина злится сильнее. Голос на вопросе:
— Мне тебе объяснить, как развязать язык мужчине, Юля? — Отдает сталью.
Мне становится гадко-гадко.
Увожу глаза в сторону.
— Вы думаете ему нуж…
— Это ты думай, Юля. Начинай думать, пожалуйста. Желательно, прямо сейчас.
Я жду, когда он щелкнет замком. Что еще нужно? Угрозы были. Объяснения, что я должна сделать, тоже. Дальше?
Пустите. Я домой хочу.
Но щелчка нет.
Есть его дыхание, которое слышать уже не могу.
Страх. Злость. Отчаянье.
— Давай с тобой сейчас постараемся вспомнить, что ты уже заметила, но чему не уделила внимания…
— Давайте я дома подумаю и позв…
— Вместе, Юля.
Смолин обрывает. Я до боли в пальцах сжимаю сумку.
— Встречи. Люди. Документы. Поручения какие-то…
Раз за разом мотаю головой. Выть хочется. В ушах стоят слова родного брата. Не знаю, почему держусь.
Он же подлец, Юль. Он — подлец. А тебя… Тебя прижали.
На клочья рвет из-за противоречий.
Я знаю, что нужно сделать, чтобы спасти свою шкуру. Я должна стать той, кем меня и назначили. Крысой.
Он не заслужил моей преданности. Он ничего хорошего не заслужил. Ему не нужен мой дурацкий героизм.
— Ночь длинная, Юль. Я не спешу никуда. А ты? В машине устанем — к тебе поднимемся…
Жмурюсь, сердце бьется быстро до тошноты.
Раз. Два. Три. Юль, решайся.
Три. Два. Раз.
— Я вспомнила кое-что…
— Я вспомнила кое-что…
— Отлично, Юля… Молодец. Что?
— Один раз Вячеслав Евгеньевич попросил меня завезти документы…
— Что за документы? Кому?
— Конверт был запечатан. Я не смогла посмотреть. Но это была… — Это был Леонид, но я говорю: — Это была женщина. Я запомнила имя. Св-св-светлана.
— Светлана, значит?
— Да.
— Фамилия?
— Фамилию не знаю, но она была на дорогой черной машине. — Перед глазами при этом стоит большая белоснежная. Чистая-чистая. Даже по-издевательски как-то по отношению к совести каждого из нас.
— Номера запомнила?
Мотаю головой.
— Что она говорила? Может быть передавала в ответ?
— Ничего не передавала. Но сказала… Сказала, что очень… Очень благодарна Вячеславу Евгеньевичу за помощь.
— Это ни о чем, Юль. Пока — ни о чем… Но уже лучше. Подумаем, что за Светлана.
Я лежу в своей постели и трясусь, как осиновый лист. В голове раз за разом кручу ложь, благодаря которой удалось выбраться из автомобиля Смолина. И понимаю, что глобально меня это не спасет.
Ради чего я вру, господи? Ради кого?