— Стивен! — крикнул он из окна, и когда тот поднял голову, прикрывая глаза от солнца, бросил ему связку ключей: — Держи! Верхний этаж.
Это не просто ключи, а ключи Джулии, подумал Майкл уныло, когда бросал их вниз. Надо было бы вернуть их ей, раз уж все кончено. Но их последнее свидание было таким… словно поставило финальную точку в их отношениях.
Прибытие Стивена Байуотера прервало его размышления.
— А ты мог бы и забежать в магазин, — с упреком заявил Стивен, вытирая пот со лба. — Можно подумать, что до Блумсбери5 отсюда далеко топать. — Он с трудом выбрался из своего тяжелого пальто, словно демонстрируя, как тяжко ему пришлось.
— Не хотелось, чтобы нам кто-то помешал, — быстро ответил Майкл. — Сейчас сам все поймешь. Присядь…
Он сдвинул кипу газет и учебников с сиденья вытертого дивана, очищая место для гостя. Стивен Байуотер с большим сомнением осмотрел вытертую до основы и покрытую пятнами обивку, словно опасался прикасаться к ней своей задницей, потом, с трудом сохраняя равновесие, примостился на краешке, выставив костистые руки и ноги и напоминая при этом богомола.
— Ты не пожалеешь, что пришел, — возбужденно продолжал Майкл. — Взглянешь и сразу все сам поймешь. Это совершенно необыкновенная вещь, настоящее сокровище, уникальная штука! Да что я разглагольствую! Посмотри!
Он достал из черного пластикового пакета небольшой предмет, завернутый в коричневую бумагу, и положил на кофейный столик. Гость осторожно развернул его и вынул немного выцветшую книгу в переплете из телячьей кожи с золотыми блестками, оставшимися от золотого тиснения на корешке. Пробормотав что-то восхищенное, перевернул, осмотрел заднюю обложку, потрепанный обрез, блок и переплет.
— Прекрасная вещь. Шестнадцатый — семнадцатый век. — Он с особой осторожностью поднял обложку, перевернул титульный лист.
— Тысяча шестьсот двадцать четвертый год. Замечательно! «Гордость рукодельницы». Я о ней, конечно, слыхал, но в руки мне она никогда не попадала. Великолепная книга! Немного запачкана, есть следы использования, но в целом просто в отличном состоянии. — Он улыбнулся Майклу, показав зубы, желтые, как у крысы. — Можно заработать несколько гиней, загнав ее какому-нибудь коллекционеру. Где, говоришь, ты ее добыл?
Майкл ничего такого вовсе не говорил.
— Да у приятеля одного. Он распродает имущество своего родственника. — Это была не вся правда. — Загляни внутрь, — нетерпеливо сказал он. — Книга гораздо более интересная и необычная, чем можно подумать…
Он с жадным интересом наблюдал, как букинист дует на страницы, аккуратно отделяя одну от другой и корча при этом разнообразные гримасы.
— Ну что ж, всё на месте, и все образцы узоров, и закладки, всё.
Майкл был поражен:
— И это все, что ты можешь сказать?! Посмотри как следует, это ж уникальная вещь… палимпсест6!
Разве сам не видишь записи от руки, на полях и между рисунками? Их, конечно, трудно разглядеть, это правда, но уж ты-то мог бы и заметить!
Байуотер нахмурился и снова принялся рассматривать книгу. В конце концов он закрыл ее и удивленно уставился на приятеля:
— Да нет, старина, никакой это не палимпсест. Это же бумага, а не пергамент. И нет на ней никаких следов соскребывания и никакого scriptio inferior7, ничего подобного. Маргиналии8 — да, есть, но это ж совсем другое дело! Сам должен знать!
Да-да, маргиналии, написанные собственной рукой автора, — это, несомненно, повысит ее цену, возможно, даже удвоит ее…
— Да не рукой автора, идиот! Там записи, оставленные какой-то девушкой! Это ж уникальный исторический документ, вероятно, бесценный! Очки надень…
Майкл грубо выхватил книгу у букиниста, открыл наугад, судорожно перелистал несколько страниц, словно надеясь, что записи, обнаруженные им вчера, каким-то магическим образом могут возникнуть вновь.
Минуту спустя он положил книгу на столик. Лицо напоминало грозовую тучу.
И бросился к телефону.
ГЛАВА 3
Анну, жену Майкла, я знала еще с университетских времен. Мы тогда именовались «трое amigos9» — я, Анна и моя кузина Элисон — и при этом так сильно отличались друг от друга, насколько такое вообще можно себе представить. Если Анна была маленькой, похожей на куколку, то мы с Элисон являли собой мощных представительниц корнуольского племени, взращенных на молочных продуктах и мясных пирогах. Когда я распускала свои белокурые волосы, то вполне могла сидеть на них. Анна носила короткую черную модельную стрижку; волосы Элисон были длиной до плеч, и они поочередно бывали темно-каштановыми, потом цвета красного дерева, потом ярко-оранжевыми, а потом снова каштановыми — это зависело от того, чем она в данный момент увлекалась: английской литературой или драматическим искусством. Все вместе мы являли собой превосходное символическое подразделение, готовое пробиться сквозь все преграды и препоны учебы в университете и трудности на первых наших рабочих местах по его окончании.