Вскоре они расстались.
Депутаты IV Государственной думы Бадаев и Малиновский решили предотвратить неминуемый арест Свердлова.
Дело в том, что полчаса назад в прихожую квартиры Бадаева, где, казалось, надежно скрывался Яков Михайлович, нежданно-негаданно, в неурочное время вошел дворник и сказал, простодушно помаргивая розоватыми веками:
— Ваша милость, давеча тут один старичок интересовался: по какому такому праву у вас в доме проживают господин без прописки?
— Какой старичок, какой господин? — сделал удивленное лицо Бадаев, отчего его большие усы угрожающе встопорщились.
— В гороховом пальте, с тросткой. А потому как я нахожусь при исполнении должности, то и хотел спросить вас… — И тут дворник начал косноязычно перечислять приметы Якова Михайловича.
— Позволь, позволь, братец! Да ты никак с утра пораньше успел напиться? — остановил Бадаев не в меру разговорившегося дворника. — Как ты посмел так бесцеремонно ворваться в квартиру и морочить мне голову? — И Малиновскому укоризненно: — Вот видите, Роман Вацлавович, к чему привели ваши частые визиты? Вас принимают неведомо за кого… Вот что, сударь, — иронически глянул он на дворника и при этом пошевелил усами, — пойдите и как следует проспитесь, а если снова появится господин в гороховом пальто, попросите его пожаловать ко мне для объяснений… Подите вон.
Дворник слегка смешался и даже немного отступил. В своем неизменном фартуке с бляхой на груди он, казалось, олицетворял собой законченную тупость. Вышел он не сразу, а еще некоторое время потоптался у порога, озирался и мял картуз, потом выдавил из себя, желая как-то оправдаться перед представительным и сейчас рассерженным жильцом:
— Я чо? Я ничо: выпил самую малость для поднятия духа и только хотел… потому как просили узнать, и все такое, ежели без прописки, а так ничо, с полным к вам предпочтением…
— Что? — угрожающе спросил депутат, и дворник ушел, натужно посапывая. За дверью он гулко высморкался, пробормотал что-то невнятное и убрался восвояси.
— Где вы откопали сие чучело? — поинтересовался Малиновский. — Помнится, у вас служил такой степенный бородач.
— Сказался больным, ушел. Как я теперь понимаю, его попросту уволили, чтобы определить сюда нужного человека… Надо что-то предпринимать, Роман Вацлавович. Дело здесь не столько в дворнике, сколько в тех, кто заставил его сделать эту вылазку. Полагаю, без вмешательства охранного отделения здесь не обошлось. Знакомый почерк: чем примитивнее, тем безотказнее. Впрочем, это всего лишь провокация.
— С охранкой шутки плохи, — Малиновский нервно прошел к окну, выглянул, прячась за шторой, обернулся к Бадаеву, — необходимо спасать Якова Михайловича, и не медля ни дня: дворник наверняка подкуплен и постарается все вынюхать. Вы не разговаривали с Яковом Михайловичем? Надо его предупредить, а еще лучше — переправить в более надежное место. Право, не стоит рисковать: он только что бежал из ссылки, охранка давно уже охотится за ним.
Яков Михайлович вышел из комнаты в накинутом на плечи стареньком пиджаке, с книгой в руках, послушал, о чем они говорят, снял пенсне и, придерживая книгу локтем, начал старательно протирать стекла носовым платком, потом, как бы вскользь, сказал:
— Было бы хорошо перебраться куда-нибудь сегодня же ночью. Здесь неподалеку, насколько мне известно, есть дровяной склад. Может быть, пока переждать в нем? А там — на извозчика, и ищи ветра в поле.
— Вот Роман Вацлавович предлагает поселить вас временно у Петровского. Как вы считаете? — спросил Бадаев.
— У Петровского? Что ж, можно и у него.
Они еще немного поговорили, и Яков Михайлович удалился в свою комнату.
— Удивительное самообладание, — сказал Малиновский, не то осуждая, не то восхищаясь. — Даю руку на отсечение, что он сейчас преспокойно углубился в чтение.
— А что прикажете делать? — усмехнулся Бадаев. — Стенать и метаться, запинаясь о ковры?
— Не знаю. Я, наверное, не смог бы в его положении что-либо читать.
— Нервы, нервы у вас пошаливают.
— Вы, как всегда, правы, — нисколько не обиделся Малиновский. Он, кажется, уважал своего коллегу за рассудительность и спокойствие в любых обстоятельствах и даже старался подражать ему в этом, но не всегда успешно. Впрочем, на этот раз ему удалось справиться со своими нервами.
На том и расстались. А поздним вечером, когда все было подготовлено и предусмотрено, Бадаев, по своему обыкновению, вышел на улицу и начал прохаживаться по пустынному тротуару. Потом, убедившись, что все вокруг спокойно, он остановился и закурил, чем подал сигнал Якову Михайловичу. Тот через некоторое время вышел во двор, с необычайной ловкостью перелез через забор, пробрался к дровяному складу. Здесь он немного выждал, потом, ухватившись за прясло, подтянулся на руках, перемахнул еще один забор, вышел на набережную, сел в пролетку — и был таков.