Коснувшись плеча извозчика красивым зонтиком, велела ему ехать. Она и предположить не могла, что извозчик был подставным лицом! Поездка ее была строго законспирирована, о ней знал лишь очень узкий круг товарищей. И теперь она задремала под мерное покачивание пружинистого сиденья.
Они проехали несколько кварталов, и когда до места, где она предполагала сойти, оставалось рукой подать, извозчик вдруг ударил коня и свернул в переулок.
Это было так неожиданно, что она с искренним изумлением вскинулась:
— Что за фокусы?
«Извозчик» обернулся, усмехнулся в бороду:
— Сходите, барышня. Приехали.
— То есть как приехали? Ты забыл, куда тебе велено?
— Ничего я не забыл.
Он начал слезать с козел, а она, воспользовавшись этим, быстро вынула заветную бумажку, скомкала ее и сунула в рот.
В помещение охранки она вошла спокойно, полная достоинства, сказала:
— Господин офицер, с каких пор во граде Киеве так бесцеремонно обращаются с дамами? Я буду жаловаться губернатору.
— Губернатору? А почему, собственно, губернатору, а не директору департамента полиции? — поднялся ей навстречу ротмистр с лицом простодушного рязанского парня. — Садитесь, пожалуйста, слушаю вас, госпожа Сидорова, — и улыбнулся своей шутке, — я весь внимание, Елена Федоровна. Кстати, не носили ли вы в свое время кличку Галина? Как видите, мы не ошиблись, а поэтому для начала, при вас, разумеется, мы посмотрим содержимое ваших чемоданов. Позволите ключики или вы еще полны негодования и нам придется вскрывать их подручными средствами? — сказал он, и Елена Федоровна испытала даже некоторое удовольствие, съязвила с милой улыбкой:
— Если не ошибаюсь, до того, как стать жандармом, вы окончили Петербургский университет? У вас отменное произношение.
— Сумченко, приступай! Извините, мадам, у нас нет времени обмениваться любезностями.
Елена Федоровна бросила на стол ключи от чемоданов и села, не ожидая вторичного приглашения.
— Если вам, господин ротмистр, непременно хочется порыться в дамских туалетах, приступайте. Замки ломать не надо: у меня отличные чемоданы и стоят они не дешево. Смею заверить вас, что ваши энергичные действия не особенно понравятся губернатору, к которому вы меня отвезете тотчас, как управитесь. Что же ты, Сумченко, стоишь, как истукан? — сердито бросила она мнимому извозчику и отвернулась к окну. Тот кинулся было к чемоданам, но тут же остановился, вопросительно посмотрев на ротмистра.
— Напрасно изволите гневаться, Елена Федоровна, — кивнул на ключи ротмистр, — посмотрим, как вы заговорите сейчас. Чемоданы, конечно, с двойным дном? Сумченко, вскрывай, да осторожнее, болван!
— В черном — книги, в коричневом — белье, — заметила Елена Федоровна и на этот раз улыбнулась непринужденно и даже дружелюбно. Это понравилось ротмистру, но тут же его лицо скривилось, когда она добавила с той же милой улыбкой. — Вы, конечно, предпочтете сначала порыться в коричневом?
— Именно-с, — ротмистр с злорадным торжеством посмотрел на задержанную. — Разумеется, сначала будет осмотрено белье в чемодане, а затем… — он сделал умышленную паузу, желая насладиться замешательством женщины.
Елена Федоровна похолодела, однако продолжала улыбаться.
— Вы будете обыскивать даму?
— Непременно, только для этого вам придется пройти в соседнюю комнату. Вами займется женщина. Это вас устроит?
За несколько минут жандарм выпотрошил чемоданы и теперь старательно осматривал и простукивал их.
— Одинарные, — протянул он с некоторым разочарованием, — прикажете отпороть кожу?
— С этим успеется, Сумченко, позови Непричастную.
— Слушаюсь, господин ротмистр.
— Не беспокойтесь, Елена Федоровна, все будет сделано аккуратно: мадам Непричастная — бывшая модистка и понимает толк в дамских туалетах, — счел необходимым заметить ротмистр.
Розмирович проводили в соседнюю комнату, где ее встретила женщина-жандарм гренадерского роста, с черными усиками. Она оглядела вошедшую и коротко распорядилась:
— Раздевайся, да не верти головой, как сорока: сюда никто не войдет. Заперто.
«Вот так модистка!» — ахнула про себя Елена Федоровна, встретилась с нею взглядом и поняла, что эту женщину, от которой даже на расстоянии несло вином, не проймешь никакими мольбами, и начала раздеваться. Медленно сняла пелерину, поискала глазами вешалку, не нашла — повесила на спинку стула. Чтобы как-то ободрить себя, попробовала заговорить, придав своему голосу благодушный оттенок: