Вскоре за недостатком улик Елена Федоровна была освобождена. Перед нею действительно извинились и вернули паспорт. Это более всего озадачило Елену Федоровну. «Вероятно, — подумала она, — кто-то опытный и хорошо осведомленный решил сначала припугнуть меня, а затем понаблюдать — что из этого выйдет. Что ж, пожалуй, следует подыграть ему». Вот почему она не стала спешить с отъездом из Киева. Сняла номер в гостинице, некоторое время провела в безвинных развлечениях: несколько раз побывала в театре с одним франтоватым бездельником, даже благосклонно согласилась посетить с ним знаменитую Киево-Печерскую лавру. И вообще постаралась не выйти из роли барыньки, которая ускользнула из-под опеки старого, надоевшего супруга и теперь спешила насладиться относительной свободой. При всем при этом Елену Федоровну не оставляла забота, как связаться с подпольщиками Киева? И частые посещения театра, и Лавра, и поездки на ярмарку, где она накупила множество ненужных мелочей и куклу для своей дочки, — все было подчинено одной цели: дать о себе знать товарищам из подполья. И это ей в конце концов удалось. В одну из загородных прогулок она встретилась с нужным человеком, хорошо знакомым ей еще со времен работы в железнодорожном бюро. Ее поклонника основательно напоили и, усадив на извозчика, отправили в город. Елена Федоровна без помех ознакомилась с положением дел в киевской организации, передала все, что надо было передать по поручению Владимира Ильича, даже постаралась припомнить содержание уничтоженного письма, а потом коротко, но исчерпывающе рассказала об основных вопросах, которые обсуждались на Краковском совещании.
— Сейчас совершенно необходимо, — сказала она на прощание, — приступить к созданию на всех фабриках и заводах чисто партийных нелегальных комитетов и к объединению разрозненных мелких групп. Это главное.
В Петербург она вернулась благополучно и даже без «хвоста».
15
Острокрышая «вилла» Терезы Скупень в Белом Дунайце, куда переселились Ильичи, более напоминала юрту, нахлобученную на высокий сруб, чем на дачу. С открытой двухъярусной верандой, окруженная деревянной оградой, «вилла» выглядела довольно живописно. Из окна можно было полюбоваться чудесными Татрами. Комнатку на верхнем этаже Владимир Ильич приспособил под кабинет и чувствовал себя в нем преотлично. Несмотря на постоянный туман и мелкий дождь, неисправимые «прогулисты» Ильичи обязательно выкраивали часок-другой, чтобы побродить по деревеньке среди неказистых, крытых соломой домишек бедняков или взобраться на плоскогорье и подышать превосходным воздухом. Ильич любил эти прогулки.
Вот в это-то уединенное место под Краковом и приехал Николай Васильевич сразу же, как только снял форму 69-го Рязанского пехотного полка. Форму снял, а выправка, приобретенная за год службы, осталась: он ходил, развернув плечи и слегка приподняв подбородок. Небольшие усы подчеркивали его молодость. Он немного похудел — сказались изнурительные строевые занятия. Человек, не знающий его, мог бы дать ему не более двадцати пяти лет, хотя ему исполнилось к этому времени двадцать восемь.