После разговоров и споров пришли к выводу, что прежде всего необходимо выслушать отступника на совещании фракции.
Малиновский не предполагал, что его разыщут, вышел к посланцу фракции в халате и раздраженно попросил оставить его в покое:
— Я не совсем здоров и не могу давать никаких объяснений.
— Но нельзя же так, Роман Вацлавович, — увещевал его посланец, — товарищи ждут, и, в конце концов, дело даже не в вас, а в том, чему мы все служим. Ваши объяснения попросту необходимы. Вы сами понимаете, что ваш внезапный уход из Думы многие расценят как дезертирство. Солдат за это судят, Роман Вацлавович.
— Судят? — зловеще переспросил Малиновский. — Дезертирство?! — Лицо его сделалось красным, ноздри побелели, он закричал, замахал руками и начал бегать по комнате, выкрикивая нечто бессвязное: — Судите меня! Делайте что хотите! Я болен, и мне необходим немедленный отдых от всей этой… Все кончено, я уезжаю за границу. Не верите? Вот вам мой заграничный паспорт! — он сунул паспорт в лицо смущенного посетителя и вдруг в изнеможении упал на тахту вниз лицом.
Через некоторое время он поднялся, вынул трясущимися руками носовой платок и стал вытирать лицо, шею, говоря о каком-то преследовании, о том, что все его не любят.
— Черт дернул мальчика в желтых ботинках вознестись так высоко! — вскричал он со слезой в голосе и заломил руки. — Теперь — падение. Я упал, я раздавлен! Вон! Все вон!!
На крик прибежала содержанка:
— Ромушка, может быть, пригласить врача?
— К черту врача! — выкрикивал Малиновский.
— Уходите, пожалуйста, уходите, — шепотом попросила посланца фракции взволнованная «графиня», — умоляю вас, уходите. Я еще никогда не видела его таким.
Так от Малиновского ничего и не добились.
«ПУТЬ ПРАВДЫ», май 1914 года:
«Малиновский сам заявил в момент его выборов, что он соглашается баллотироваться «по просьбе Российской социал-демократической рабочей партии». Этим было выражено то основное начало поведения рабочего депутата на выборах, которое безусловно обязательно с точки зрения всякой организованной партии. Само собой разумеется, что сознательным рабочим необходимо с особенной строгостью отстаивать это основное начало в борьбе против всех буржуазных и мелкобуржуазных партий, которые часто дают мандаты в парламент карьеристам и не соблюдают никакой действительной партийной дисциплины. В нарушение всего этого Малиновский сложил с себя депутатские полномочия, не посоветовавшись ни с руководящим учреждением, ни со своей ближайшей коллегией — российской социал-демократической рабочей фракцией. Такой поступок безусловно недопустим ни для одного организованного и сознательного рабочего, будучи нарушением дисциплины и анархическим шагом… Поступок этот заслуживает прямого осуждения, равняясь поступку часового, покидающего свой пост самовольно… Признание Малиновского, что он не посчитался с ответственностью, совершая свой «убийственный» шаг, нисколько не смягчает его поступка, которым он поставил себя вне наших рядов…»
Глава восьмая
ГОСПОДИН ИКС
Мне хочется понять: как же все-таки случилось, что я оказался за бортом истории? Что двигало мною все эти годы? Страсть к деньгам? Возможно; впрочем, это пришло потом. Стремление быть в чем-то выше других?.. Пожалуй. Дескать, слушайте вы, служители правопорядка, я пришел к вам как равный к равным и нисколько не боюсь вас, не я, а вы будете вынуждены заискивать передо мной, не я, а вы почувствуете себя обязанными.
Как я уже упоминал, — или нет? — меня не однажды арестовывали за кражи со взломом. Потом я понял, что арест не за кражу, а за нечто другое — неизмеримо почетнее. Это случилось, когда я был арестован по своему собственному доносу на самого себя… Но это было потом.
Впервые — в шестом году, — когда я служил одно время в столичном лейб-гвардейском полку, я сообщил о брожении среди солдат. Он был наивным, этот донос, и начинался, помнится, такими словами: «Солдат Петрашко — или Марашко? — большевик…» В этом же году я устроился токарем на завод Лангензипена, втянулся в общественные дела, стал членом рабочего комитета.
Жандармскому офицеру охранного отделения, очень вежливому и обходительному, было известно обо мне все. Он благосклонно выслушал меня и сказал:
— Приходите еще.
Если бы он обошелся со мной иначе, мне не надо было бы сейчас копаться в собственной душе.
— Я доволен вами, — сказал мне офицер, когда я заявил, что с уголовным прошлым покончено раз и навсегда, — быть вором небольшая честь для человека с такими задатками, как ваши.