— Ничего ты не понял, шут гороховый! Плеханов что подчеркивает?..
— Давай, давай, Брокгауз и Ефрон!
— «Материалисты-диалектики прибавляют: не следует оставлять светильника в темном кабинете «интеллигенции»! Пока существуют «герои», воображающие, что им достаточно просветить свои собственные головы, чтобы повести толпу всюду, куда им угодно, чтобы лепить из нее, как из глины, все, что им вздумается, — царство разума остается красивой фразой, благородной мечтою. Оно начнет приближаться к нам семимильными шагами лишь тогда, когда сама «толпа» станет героем исторического действия и когда в ней, в этой серой «толпе», разовьется соответствующее этому самосознание».
— Так и я о самосознании. Сегодня, пока ты спал, сны смотрел, взялся за работу Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Повторяю, заметь: взялся.
— А «Что делать?» одолел?
— С карандашом в руках. Между прочим, я и Бернштейна извлек в публичке: Ленин разложил его на составные части, вот мне и захотелось самому сопоставить… Нет, я иду к Блехману, а то с тобой умрешь с голоду без покаяния.
— Не успеешь, наши собираются.
Заседали недолго: решили назначить сходку на 18 октября. Выступить на ней поручили Николаю.
…Он начал прямо с места словами Ленина:
— Русская социал-демократическая… социал-демократия не раз уже заявляла, что ближайшей политической задачей русского пролетариата должно быть ниспровержение самодержавия!
Он шел к трибуне, его звонкий быстрый голос как бы прокладывал ему дорогу. В его руках не было ни конспекта речи, ни даже листочка бумаги. Он остановился возле кафедры, оглядел аудиторию, отыскал глазами Костю Сухаря и, словно забыв о том, что кроме Кости здесь собралось около двух тысяч студентов всех курсов, да и не только студентов, продолжал доверительно, как в беседе с глазу на глаз:
— Нынешний пролетариат не желает ограничиваться требованиями сытной похлебки, он хочет добиться свободы слова, свободы собраний! Только единая партия с ясно выраженной целью поможет ему освободиться от гнета помещиков и капиталистов, а не сладкозвучные увещевания господ либералов, не разрозненные кружки, не организации с расплывчатыми задачами. — Он чуть было не сказал «как организация Петербургского университета», но сдержался, опасаясь возникновения ненужных сейчас дебатов по этому поводу.
Николай говорил не повышая голоса, почти без жестов, лишь иногда энергично сжимал кулак.
— Вы только послушайте! Этот в карман за словом не лезет: прирожденный оратор, — сказал своему соседу худощавый седоусый человек, по виду рабочий.
— Теперь уже многим ясно, что социал-демократия руководит борьбой рабочего класса, как пишет в своей работе «Что делать?» Ленин, не только за выгодные условия продажи рабочей силы, а и за уничтожение того общественного строя, который заставляет неимущих продаваться богачам. Мы должны активно взяться за политическое воспитание рабочего класса, за развитие его политического сознания, ибо, как совершенно правильно утверждает Ленин, классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне, то есть извне экономической борьбы, извне сферы отношений рабочих к хозяевам…
— Ну и память же у этого студента! — восхитился седоусый.
— Полагаю, дело здесь не только и не столько в памяти, хотя она у него действительно превосходная, — отозвался его сосед. — Здесь налицо органичное слияние собственных убеждений с абсолютными социал-демократическими знаниями.
Николай закончил свое выступление под дружные рукоплескания. Костя вскочил на стул и восторженно запел «Марсельезу». Все подхватили слова песни.
Расходились неохотно, толпились в вестибюле, разговаривали громко, забыв о всякой осторожности. Здесь-то, у окна, и разыскал Николая седоусый. Он подошел, поздоровался и, запросто взяв за локоть, сказал:
— Я ваш единомышленник, я член РСДРП, мне надо с вами обстоятельно поговорить, но не здесь, а в более подходящем, не таком шумном месте. Вот что: не смогли бы вы завтра часикам этак к восьми прийти ко мне?
— Обязательно найду время. Седоусый улыбнулся и назвал адрес.
Вскоре Николай стал членом партии, однако из «Централки» не ушел. Он даже после того, как сделался большевиком, продолжал выполнять ее поручения, сообразуясь с обстановкой и заданиями комитета: руководил митингами и демонстрациями студентов. И всюду, как верный оруженосец, его сопровождал Костя Сухарь. Тот удовлетворялся тем, что университетская организация со временем получила новое название: «Объединенная социал-демократическая организация студентов С.-Петербурга». Это его вполне устраивало, так как нравы и порядки в ней больше подходили несколько анархической Костиной натуре. Порой он доставлял Николаю немало хлопот, но это не мешало их дружбе.