— Что же ответил на этот запрос Маниковскии и в котором часу был послан этот запрос и каким образом: по радио, по телефону или телеграфу?
— Ответа еще не получено, и час тому назад послана просьба ускорить ответ.
— Прошу точно указать, в котором часу и каким именно способом послан первый запрос? Нельзя ли поскорее?
— Телеграмма была послана генералу Маниковскому по аппарату и по радио, — в котором часу, сейчас скажут… Телеграмма передана в 19 часов 50 минут.
— Почему одновременно не был послан этот запрос мне, как народному комиссару по военным делам, так как главковерху было известно из личного разговора со мной, что генерал Маниковский только лицо, на обязанности которого лежит преемственность технической работы снабжения и продовольствия, в то время как политическое руководство деятельностью военного министерства и ответственность за таковую лежит на мне? — Ленин повернулся к Николаю Васильевичу: — Для удобства я говорю со ставкой от вашего имени.
Николай Васильевич согласно кивнул. Сталин сказал:
— Правильное решение, товарищ Ленин. Аппарат отстучал:
— По этому поводу ничего не могу ответить.
У Ленина сдвинулись брови, голос обрел жесткость:
— Мы категорически заявляем, что ответственность за промедление в столь государственно важном деле возлагаем всецело на генерала Духонина и безусловно требуем: во-первых, немедленной посылки парламентеров, а во-вторых, личной явки генерала Духонина к проводу завтра ровно в одиннадцать часов утра. Если промедление приведет к голоду, развалу или поражению, или анархическим бунтам, то вся вина ляжет на вас, о чем будет сообщено солдатам.
— Об этом я доложу генералу Духонину, — помедлив, ответил Дитерихс.
— Когда доложите? Сейчас? Тогда ждем Духонина.
— Сейчас разбужу…
И через непродолжительную паузу:
— У аппарата временно исполняющий обязанности главковерха генерал Духонин.
— Изволил проснуться, — заметил Николай Васильевич.
— Почувствовал, что пахнет паленым, — сардонически добавил Сталин.
Ленин сказал:
— Народные комиссары у аппарата, ждем вашего ответа. — Он повернулся к своим соратникам, нахмурился: — Сейчас начнет долго и пространно юлить.
Так оно и вышло: телеграфная лента поползла, завилась в спираль, казалось, ей не будет конца.
— Убедившись из поданной сейчас мне ленты разговора с вами генкварверха, что телеграмма мне была послана вами, прежде чем принять решение по существу телеграммы за подписью народных комиссаров — Ульянова-Ленина, Троцкого и Крыленко, мне совершенно необходимо иметь следующие фактические сведения: 1) имеет ли Совет Народных Комиссаров какой-либо ответ на свое обращение к воюющим государствам с декретом о мире; 2) как предполагалось поступить с румынской армией, входящей в состав нашего фронта; 3) предполагается ли входить в переговоры о сепаратном перемирии и с кем, только ли с немцами или и с турками, или переговоры будут вестись нами за общее перемирие?
— Текст посланной вам телеграммы совершенно точен и ясен, — быстро продиктовал ответ Ленин и затем продолжал размеренно и четко: — в нем говорится о немедленном начале переговоров о перемирии со всеми воюющими странами, и мы решительно отвергаем право замедлять это государственной важности дело какими бы то ни было предварительными вопросами, настаиваем на немедленной посылке парламентеров и извещении нас каждый час о ходе переговоров.
— Вопросы мои чисто технического характера, без разрешения которых невозможно ведение переговоров, — уклончиво после продолжительной паузы ответил Духонин.
— Вы не можете не понимать, что при переговорах возникнет много технических, вернее, детальных вопросов, на которые мы вам дадим ответ по мере того, как эти вопросы будут возникать или ставиться неприятелем, — терпеливо, убеждающе, как если бы собеседник стоял перед ним, говорил Ленин, — поэтому еще раз и ультимативно требуем немедленного и безоговорочного приступа к формальным переговорам о перемирии и между всеми воюющими странами, как союзными, так и находящимися с нами во враждебных действиях. Благоволите дать точный ответ.
— Вот контра! — буркнул Мирон и смутился под взглядом Николая Васильевича, остальное додумал: «С ним, с этим Духониным, по-людски говорят, а он воду мутит», — и вытянул шею, стараясь вникнуть в смысл духонинских ответов, которые читал Ленин.
Духонин явно тянул время:
— Я могу только понять, что непосредственные переговоры с державами для вас невозможны. Тем менее возможны они для меня от вашего имени. Только центральная правительственная власть, поддержанная армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников, чтобы придать этим переговорам нужную авторитетность для достижения результатов. Я также считаю, что в интересах России заключение скорейшего всеобщего мира.