Кто настоящий Уильям? Тот, кто, прикрываясь чужим именем, разбрасывает свои желчные тексты, или тот, кто не скрывает лица и носит темно-серые чуть приталенные костюмы? Тот, кто копается в нечистотах, или тот, кто носит белоснежные рубашки, заботливо отглаженные супругой?
Надо сказать мужу, что я знаю.
Может, тогда эти две части соединятся в одну? И я смогу уловить связь между этими двумя ипостасями? Может, тогда я пойму то, что от меня ускользает?
Иногда я думаю об этом комке бумаги в мусорной корзине. Я спрашиваю себя, а вдруг Уильям подспудно надеялся и даже хотел, чтобы его двойник был обнаружен, прижат к стенке и ошельмован и чтобы кто-то отправил его в камеру с наручниками на запястьях.
Мне надо что-то придумать с Матисом. Я не хочу, чтобы он водился с этим Тео. Да, я говорю «водился», как говорила моя мать, и это факт. Я не хочу, чтоб они вместе ходили из коллежа и чтоб вместе сидели на уроках. Я уверена: этот мальчик плохо, дурно влияет на сына, не говоря о том, что он его спаивает.
На сайте есть обратная связь с коллежем, и я попросила о встрече с мадам Дестре, их классным руководителем.
Я поговорю с ней. Я ей объясню.
Ну а если понадобится, в конце учебного года переведем Матиса в другую школу.
ТЕО
Ты не говори матери, что Сильви ушла, не говори, что папа без работы, не говори, что бабушка Франсуаза ругалась, не говори, что раковина течет, не говори, что я продал машину, не говори, что свитер никак не найти, а ты скажи своей матери: мы пока не решили, ты скажи, что мне скоро придут деньги и я оплачу школьное питание, только не говори, что мы сидим дома и не гуляем, ты скажи матери, что не смогли записаться к врачу, не говори ей, что мы…
Иногда он закрывает глаза и видит прежние лица — те, что были на фотографии, где они все вместе и улыбаются. У матери длинные волосы, она повернулась к отцу, а тот смотрит в объектив, на нем поло с короткими рукавами, он обнимает ее за талию. Раньше эта фотография его подбадривала и утешала. Теперь он знает: фотографии — такой же обман, как все остальное.
МАТИС
Если б можно было вернуться назад, когда он был маленьким, сидел и часами сцеплял пластиковые детальки, и не было других забот — только собирай себе домики, машинки, самолетики и всяких трансформеров с суперсилами. Он помнит это время, и кажется, было-то оно не так давно — рукой достать, а оно уже не вернется — то время, когда он играл с Соней в «Угадайку» или искал кротов на ковре в гостиной. Все тогда казалось проще. Может, потому что за пределами квартиры и садика мир был абстрактным: огромная территория взрослых, которая его не касалась.
Доступ под лестницу столовой перекрыли, им теперь негде прятаться. Матис, непонятно почему, даже ощутил какое-то облегчение, но Тео сразу стал лихорадочно искать другое укромное место. Юго сказал, что на бульваре Инвалидов около прогулочной зоны есть сад, куда легко можно залезть вечером, после закрытия для посетителей.
Сегодня утром они стояли у коллежа и ждали, пока прозвенит первый звонок, и тут к ним с заговорщицким видом подошел Юго. Будь Матис постарше и посильнее, он бы сразу сказал «отвали», не дав тому и рта раскрыть, но он давно понял, что с его хилым видом лучше не высовываться. Естественно, Юго так и не принес уже оплаченную Тео бутылку. Зато у него была отличная новость: в эту субботу его брат Батист организует гулянку. Решили собраться небольшой компанией где-нибудь на улице, принесут бухло. Он осклабился и несколько раз повторил: «Вотужремся!»
Встречу назначили в сквере Сантьяго-де-Чили ровно в восемь вечера. Батист покажет, как незаметно перелезть заграждение. Уже внутри тоже надо быть начеку и иногда прятаться, потому что бывает, что сторож по вечерам обходит сад. А замерзнут — не страшно, согреются джином. И Матис с сегодняшнего утра все время об этом думает.
Ему совершенно не хочется идти. Да и все равно не получится. После того, что случилось, когда родители в тот раз ужинали в гостях, мать уж точно не выпустит его из дома.
Была б его воля, он бы отказался от приглашения. Батист со своими дружками взяли и заграбастали деньги Тео, купили на них себе лишнюю бутылку, а теперь, видите ли, изображают королевскую щедрость. Не нравится ему это. Таким верить нельзя.