Баканэко снова протяжно и жалобно мяукнула, оказавшись у женщины на руках.
— Проходите же. Вам повезло, у меня как раз обед готов.
Ви заметила, как нахмурился Горо, и еле подавила в себе улыбку. Очевидно, что настолько далеко зайти он не рассчитывал.
— Это… большая честь для меня, госпожа Уэллс, — он почтительно склонил голову. — Надеюсь, не доставить вам неудобства.
Ви приятно, но все же удивилась. В ее то квартиру он зашел как к себе домой.
Подняв голову, он снова бросил очередной прожигающий взгляд на Ви. Но она только легкомысленно пожала плечами, сказав:
— А что на обед?
Обед был типичный для этой части Найт-сити — закуски, энчилада и рис по-мексикански. Все по собственному рецепту сеньоры Уэллс, с ее собственными, годами рассчитанными пропорциями специй, превращавшими ее еду в произведения искусства. Не то чтобы Гваделупе скрывала свои секреты, напротив, однако у Ви и близко никогда не получалось повторить за ней. В какой-то момент mamá сдалась и приняла как факт, что у нее ничему не получится научить Ви. «No nacío para hacer esto»{?}[исп. не для этого родилась], вздохнула она как-то. Ничего не поделаешь.
Ви поискала глазами кошку и не нашла — та, видимо, спряталась с непривычки. Девушка чуть слышно вздохнула, чувствуя легкий укол совести. Не то чтобы Ви успела действительно сильно привязаться к ней за неделю, но Баканэко ей все же было жалко. Она убеждала себя, что здесь кошке будет лучше, чем где-бы то ни было еще. По крайней мере точно лучше, чем с ней.
Оглядев своих собеседников за столом, Ви ощутила еще один укол — но уже гораздо сильнее. Впрочем, задуманное следовало осуществить до конца.
— Mamá, ты знаешь, что в Хидеши погиб настоящий ресторанный критик? — Произнесла Ви, медленно отщипывая кусочек лепешки. — С самого начала стоило привести его к тебе домой. Я вообще думала, что он помрет от голода в Найт-сити. До этого момента.
— No hay duda{?}[исп. не сомневаюсь], в городе, где даже чистая вода — роскошь.
Горо сдержанно кивнул.
— Определенно, это лучшее, что я пробовал за последние недели. Возможно, — произнес, он на секунду опустив взгляд, — и больше.
— Ого, надо было в свое время открывать ресторан, а не бар, — как можно более беззаботно произнесла Ви. — Ты можешь не слушать меня, но от него такие слова услышать — это лучшая оценка, правда.
Ви встретилась взглядом с чуть нахмуренной сеньорой и неуверенно улыбнулась. Она хорошо понимала, что ее названная мать не была глупой. Знала, что Гваделупе сразу догадалась: «Хидеши» — не обычный случайный знакомый Ви. Что он определенно из Арасаки. И что явно замешан в смерти Джеки. Отсюда холодность во взгляде и словах, которая вроде бы отступила при теплом приветствии, но вернулась, как только она начала подмечать детали и делать выводы.
И некоторое сдержанное недоумение по отношению к Ви также быстро сменило радость от встречи «дочери». Не скрылся от цепкого взора легкомысленный внешний вид Ви. Не остался незамеченным тот факт, что она никогда не приводила друзей — у Ви их просто не было.
— Ради кого, Ви? Кто в Хейвуде бы в него ходил? У людей нет ни возможностей, ни желания тратить деньги на хорошую еду. Здесь ни у кого нет ни будущего, ни надежды. Здесь, где стакан текилы всегда был привлекательнее.
Слова вышли неожиданно горькими. Сеньора Уэллс снова взглянула на Ви, вероятно также, как и Горо, задаваясь вопросом, зачем девушка устроила эту весьма неловкую встречу.
Та улыбнулась шире, раздумывая над своим ответом, в котором явно была бы шутка с укором, но произнести ее не дал Такемура.
— Если даже вы не видите надежду в будущем, госпожа Уэллс, то никто здесь не сможет ее увидеть.
Гваделупе удивленно посмотрела на него. И чуть снисходительно улыбнулась.
— И что же заставляет вас так думать, сеньор? Я обычная старая женщина. Похоронила вот сына недавно. Да вот только разве я одна такая? Здесь спроси каждого — и узнаешь трагедий столько, что еще на несколько жизней хватит.
Такемура выдержал ее долгий, пристальный взгляд и произнес:
— Некоторые люди сильнее других. Служат примером. Вдохновляют, — он сделал паузу, словно бы подбирая следующие слова. Отвел взгляд и его губы тронула странная, кривая улыбка, которую Ви раньше не замечала. — У моего отца была лучшая лапшичная на весь Чиба-11. Без преувеличения. Он был… хорошим человеком. Тем, в ком многие люди всегда находили поддержку. Опору. Надежду.
Ви чуть не выронила кусок лепешки от удивления. Горо никогда ей этого не рассказывал.
— Но не вы, Хидеши? — Гваделупе, конечно же, сумела ухватить самую суть.
Снова пауза, во время которой Ви стало не по себе. Горо и госпожа Уэллс продолжали смотреть друг на друга.
— Он… не смог меня простить, — наконец произнес Такемура.
Сеньора Уэллс сокрушенно покачала головой.
— Мы живем в отвратительном мире. Мире, который не должен существовать. Где родители хоронят своих детей. Где дети «умирают» для своих родителей еще при жизни. Даже не знаю, что из этого хуже.
Ви слегка нахмурилась. Они явно поняли друг друга намного лучше, чем она смогла бы понять каждого из них по-отдельности.
— Скажите мне… Хидеши, — Гваделупе снова чуть улыбнулась, произнося имя, будто бы сделав намек, что поняла: это не его настоящее имя. — Эта глупая девчонка, — она кивнула в сторону Ви, — в самом деле задумала умереть?
— Я могу и… — начала «девчонка» с возмущением в голосе.
— Cariño{?}[исп. дорогая, милая], дай мне, пожалуйста, поговорить с сознательным человеком.
Ви нахмурилась еще сильнее. Когда-то мама Уэллс называла ее «сознательным человеком». И это несказанное, но повисшее в воздухе «не мешай мне, будь любезна» было как щелчок по носу.
Все развивалось явно не совсем так, как она ожидала.
— Насколько я знаю, госпожа Уэллс, — ответил Горо, когда женщина снова повернулась к нему. — Нет.
— Я всего лишь собралась уехать из города, — резко сказала Ви, игнорируя тот факт, что спрашивали не ее. Добавила, почти незаметно смутившись. — Мы.
Такемура скосил на нее удивленный взгляд, приподняв бровь.
— Вот как? — Грустно усмехнулась сеньора. — Что же, спасибо, что хотя бы сообщила.
— Я зашла… попрощаться. Хотела, чтобы все было как у нормальных людей. Но у меня не выходит. Иначе не могу.
Ви резко встала из-за стола и направилась в прихожую, где нашла свою куртку. Достала из ее кармана небольшой предмет. Вернулась на кухню.
— Не оставила и царапины, как обещала, — произнесла она, со звоном положив ключи от гаража и мотоцикла на стол перед Гваделупе.
Получилось чересчур, оглушительно громко.
Сеньора тут же встала. В ее взгляде не было ни злости, ни раздражения, но обеспокоенность с недоумением. Мама Уэллс была ниже Ви, но та все равно казалась перед ней маленькой девочкой.
— Вы всегда были слишком добры ко мне, — продолжила Ви, и от внезапного перехода на «вы» сеньора даже вздрогнула. — Я не заслуживаю вашей доброты. Никогда не заслуживала. — Ви была предельно серьезна, а ее тон был слишком холоден. — Все это время я притворялась той, кем на самом деле никогда не являлась. Если сможете простить меня — простите. Если нет… — Она отвела взгляд. — То так тому и быть. Я знаю, что это я виновата в… — Голос Ви дрогнул, словно на льду образовалась трещина. — Во всем.
Последний раз взглянув на сеньору, Ви одними губами прошептала «прощайте» и, развернувшись, ушла. Только жалобно скрипнула входная дверь в неловкой, напряженной тишине.
— Думаю, я должен попросить у вас прощения, госпожа, — после некоторой паузы осторожно произнес стоявший все это время в стороне Такемура. Нахмурившись, он посмотрел в сторону выхода. — И за нее тоже. Я не знал о ее намерениях в точности. И не хотел проявить неуважения. Если я могу каким-либо образом исправить…