Стража не вмешивалась. Она уступала взбесившейся черни дом за домом, как бы не слыша треска рушащихся ворот, безучастно взирая на то, как выбрасывают из окон дворянских детей, как прямо в алых от крови сугробах насилуют женщин и тут же их режут, как машут поднятым с земли окровавленным оружием, обматывают вокруг шеи аршины краденой парчи, горстями суют за пазуху серебро и камни - и ломятся дальше, обезумевшие, алчущие и страшные, оставляя за собой огонь и налитые кровью следы.
Снова наступил вечер, и ярче, злее запылали пожары, огнем засияла награбленная парча на шныряющих меж домами девках, и человеческий вой, вой палачей и их жертв, оглушал и пьянил весь огромный город от стены до стены. Небо над Дворянским Берегом было охвачено заревом.
По розовеющим стенам летали дымные тени, на истоптанном снегу блестело изрубленное серебро, которого стало уже слишком много - его подкидывали и секли пополам на лету, хвалясь умением и окровавленными клинками. Глаза уже не знали, куда смотреть, руки пресыщенно опускались, ноги вязли в багряной каше... Но вот дорогу загородила еще одна очень высокая стена.
В ней не было ворот. То есть были - из кованой стали, вся в шипах, плита с накладными фигурами зверей и статуей белого волка наверху. Расходившиеся безумцы остановились как вкопанные. Стало слышно, как за спиной надрывно и далеко бьют в набат, как трещат пожары и стонут жертвы, которых поленились добить.
Высоко над воротами, за зубцами двух широких платформ, стояли те со звериными мордами на оплечьях и целились в толпу из луков. Они выглядели так, словно только что вышли из леса Этар. Потом плита ворот без звука поехала вверх, открывая тесный серебряный строй латников со светлыми лицами и искрящимися венцами на головах. Толпа дрогнула, невольно попятилась.
- ЭНКАЛЛИ ХАЙЯ ОРОНКИ!.. - мощным и стройным пением наполнился воздух. Первые ряды охватила паника, линия их начала прогибаться. Они откатывались, тесня спинами стоявших сзади, порываясь уже повернуться и побежать, как вдруг громко заржала лошадь, и на улице появилась невесть откуда взявшаяся черноволосая всадница. Стискивая коленями крутые бока гривастого жеребца, совершенно нагая, если не считать развевающегося за спиной рыжего, как огонь, плаща, она вылетела вперед под стрелы, обернувшись к толпе лишь для того, чтобы крикнуть:
- Эй, что встали, герои! Тут главное гнездо! Если не раздавите властвовать им над вами вечно! Ой-ей! - Ее трубный голос ободрил чернь, все вскричали: "Ой-ей!! Это же Годива!". Вздев оружие, толпа сомкнулась впереди в щетинистый от стали клин и пошла на приступ. Нагая наездница крутилась посередине на сужающемся пространстве еще белого снега, а потом уже и в самой гуще наступающих, понукая их криком, ее волосы жгутами липли к широким лоснящимся плечам, ляжки ездили по конской шкуре, алый рот не закрывался.
Первыми за ней ринулись проститутки в дешевых шубейках и с ножами в трясущихся от бешенства руках, потом вонючие храмовые нищие, уроды и калеки с костылями, воры, душегубцы, крысоловы и сводники - несметные полчища из Нового Города, хозяйкой которого она была.
Этарет не успели опустить ворота, и под аркой зазвенели мечи. Горожане опять брали верх. Запоздало засвистели стрелы, кто-то из наступавших закричал, оседая под ноги идущих следом. А наездница скакала впереди толпы, без устали вопя.
Трещали шпалеры, с гулким грохотом вылетали двери, рушилась мебель, под сапогами прогибалась с жалобным скрежетом серебряная утварь, сбитые свечи, дымя, катились по коврам. С нечленораздельной бранью чернь крушила все что ни попадалось под руку, даже вышибала из окон каменные крестовины.
В узкой галерее появился кто-то в длиннополой одежде со вскинутыми безоружными руками.
- Остановитесь! - воскликнул принц Эзель (это был он). Остановитесь, подождите! Видите, у меня нет оружия и я никуда не бегу. Мне нужно поговорить с вами!
В лицо ему жарко дышало людское скопище. Пот стекал по крутым "бараньим" лбам, жадно вращались покрасневшие глаза, кровь струилась по тусклому оружию.
- Стойте! - громыхнул сзади голос Канца. - Послушаем, что скажет этот звереныш. Выпустить ему кишки или отрезать яйца мы всегда успеем.
- Вы знаете меня, горожане, - я брат вашего покойного короля, - начал принц Эзель, отчетливо и веско выговаривая каждое слово.
- Знаем мы твоего короля-кобеля! Спал и видел, как бы цапнуть кого между ног, да кусачка слаба оказалась! - хохотнул кто-то в толпе.
- Послушайте же, горожане. Не мне и не вам судить, за что он поплатился своей жизнью. Скажите лучше, что вас так разгневало, что вы пустились убивать и жечь, как бездомные наемники, которым не выдают жалованье? Чем мы перед вами провинились? Почему вы лишаете нас жизни без суда и закона?
Ответом ему было мрачное молчание - только за стенами слышались неумолчные стоны и трещало пламя.
- Мальчик, ты спрашиваешь, чем вы провинились, - раздался хриплый голос Канца, - и почему ведем себя, как наемники, которым не заплатили вовремя? Дело в том, мальчик, что вы действительно нам должны. Кто убил королеву? Ты да твой Аргаред. Вы ее вдвоем и убили - видно, она вам поперек горла встала. Убили и думали, что это вам сойдет с рук... Эзель хотел сказать "нет", но не успел. Угрожающе размахивая мечами, толпа ринулась на него. Повернувшись, он бросился в глубь галереи.