Екатерина хладнокровно и даже равнодушно парировала удары и вдруг, вскрикнув, сделала молниеносный выпад, и парик наставника оказался на кончике её шпаги. Глядя на сконфуженное и, пожалуй, слегка испуганное лицо своего учителя, она засмеялась:
— Пардон, месье...
Тот растерянно хлопал глазами.
— Вы... изрядно фехтуете... Я недооценил.
— Я дочь прусского фельдмаршала, месье, и к тому же задира. Мне немало доставалось от мальчишек, и я привыкла защищать себя сама.
Чоглокова, потеряв терпение, отложила вязание:
— Ваше высочество, подойдите ко мне. — Екатерина шагнула к надзирательнице и не без озорства изобразила полупоклон. Фрейлина снова поджала губы. — Вы ведёте себя как простолюдинка — гогочете, кричите.
— Виновата, мадам. — Принцесса опять дёрнула коленкой и повернулась к фейхтмейстеру, намереваясь продолжить урок, но Чоглокова её остановила:
— Пора заканчивать. Нас ожидает архимандрит Симон для того, чтобы учить закону православному.
— Гут. Пусть войдёт.
— Но вы не одеты, как подобает.
— Перед духовным отцом я могу предстать в любом платье и даже без оного.
Лицо Чоглоковой пошло красными пятнами.
— Воля ваша, но о непослушании я доложу императрице. Уверена, вам это так не сойдёт, как и затея с фехтованием.
Екатерина её не слушала, повторяя своё:
— Я успею дважды переменить туалет до торжественной обедни.
Тон, которым были сказаны эти слова, дальнейшее обсуждение исключал. Чоглокова удивлённо воззрилась на подопечную, которая только что продемонстрировала ей, что есть предел, за который другим переступать не положено. Надзирательница фыркнула и направилась к двери.
Екатерина озорно подмигнула фейхтмейстеру и, подойдя к креслам, освободила волосы, сбросив треуголку, — они упругой волной скатились на плечи.
Чоглокова, пропускающая в покой епископа, укоризненно покачала головой: и это, мол, доложено будет, нет бы встретить священника смиренно и скромно...
Архимандрит Полоцкий Симон, приставленный к великой княжне для подготовки к обряду крещения, был ростом невелик, присадист, крепок, как боровичок, неописуемо волосат и рыж. Но глаз имел острый, взгляд пронзительный, полный энергии. Осенив Екатерину крестным знамением и протянув для поцелуя руку, он заговорил:
— В прошлый раз ты усомнилась, дочь моя, в справедливости Божьей кары по отношению к язычникам, так?
Екатерина упрямо наклонила голову:
— Я и сегодня думаю, что все, пришедшие в мир до Рождества Христова и не знавшие откровения, невинны в преступлении закона Божьего.
— Похвально, что взыскуешь истины, но нет более тяжкого греха, чем грех сомнения.
— Святой отец, готовясь к принятию веры православной и к первому причастию, я должна не только поверить душой, но и постичь умом догматы церкви.
— Я также обращаюсь и к душе и к разуму. К чему готовишься, вступая в лоно православной церкви?
— К тому, зачем призвана сюда: чтобы стать царицей России.
Чоглокова, снова было усевшаяся со спицами, испуганно подняла глаза. И это надо доложить, мелькнуло на её лице: при живой царице мечтает о престоле. Уж нет ли заговора?
Архимандрит, напротив, с большим любопытством воззрился на девчонку и решил поощрить искренность:
— Что намерена делать для этого?
Екатерина, нимало не смущаясь, деловито перечислила:
— Первое — понравиться великому князю, ибо он станет мужем моим. Второе — понравиться её императорскому величеству, ибо она символ новой родины моей и моя единственная защита, она мать всех живущих в России. Третье — понравиться русскому народу, ибо он велик и основа всему.
Симон посмотрел на Екатерину одобрительно.
— Похвально в такие лета иметь столь ясную устремлённость, такую чистую и добрую душу. — Он перекрестил Екатерину. — И вы, принцесса, хорошо ли представляете путь, коим следовать к цели?
— Ваше преосвященство, почём сегодня на Москве воз дров?
Симон недоумённо и растерянно посмотрел на Екатерину, которая всё больше озадачивала его.
— Н-не знаю... А почто вы об этом спросили?
— На пути, выбранном мною, надо знать жизнь, а наука жизни состоит из самых простых истин. Нельзя управлять народом, не зная нужд его.
Послышался странный клёкот. Екатерина и священник разом удивлённо посмотрели на Чоглокову — она смеялась:
— Я, сколь живу, никогда не знала цену дровам ли, хлебу. А приказчики на что, а дворня? Вы, ваше высочество...
— Не называйте меня высочеством, — оборвала её Екатерина, раздосадованная тем, что надзирательница высмеяла её откровения, — пока я лишь принцесса, необъявленная невеста великого князя. Вот разве после обручения...