Пётр, вялой рукой взявши указку, подошёл к бронзовому глобусу, крутанул его, задумчиво глядя на мелькание линий и бликов. Слегка оживившись, крутанул ещё. Замер, уставясь в мятущееся золотое пятно и слегка покачиваясь с пятки на носок и обратно.
— Герр Питер, к карте... — совсем безнадёжно вякнул немец.
Скользнув тусклым взором по испещрённому линиями и цветными пятнами полотну карты, висевшему на стене рядом с многочисленными гравюрами и картинами (преимущественно батальной тематики), наследник престола российского уставился в высокое окно. Двое солдат расчищали лопатами снежную заметь, третий подгонял остатки снега метлой, шаркая по мостовой. Взмах налево, взмах направо, взмах туда, взмах сюда, налево... направо... туда... сюда...
...Сын дщери Петра Великого и герцога Голштинского, его высочество великий князь Пётр Фёдорович, наследник русского престола, рано стал сиротой и воспитывался под сенью прусского двора Фридриха II в резиденции епископа Эйтинского. Воспитателями Карла Петра Ульриха, герцога Голштинского (так его тогда называли) были камергер Брюммер, ловкий и умный царедворец, исполнявший впоследствии обязанности посла при сватовстве принцессы Фике, и драгунский офицер Румбер. И тот и другой остались при наследнике и в России.
Прусскому духу, известному всей Европе и привитому с таким старанием наставниками, остался верен русский наследник и после приезда в Россию, и после принятия православной веры. Любимой игрой Петра была игра в солдатики — оловянные, деревянные, картонные, крахмальные. Даже после восшествия его на престол для игр в солдатики был отведён специальный покой, в котором на узких столах выстраивалось игрушечное войско, оснащённое специальными устройствами для воспроизведения стрельбы.
Уже давно подмечено, что династические браки нередко оставляли после себя отпрысков, мягко говоря, неполноценных. То ли сказывалось многократное кровосмешение, то ли природа отдыхала на детях творцов истории, но факт остаётся фактом — Карл Пётр Ульрих, ставший после крещения Петром Фёдоровичем, был, как говаривал о своём воспитаннике камергер, а теперь гофмаршал великокняжеского двора Брюммер, «немношко идиот». В периоды особого расположения он нежно говорил своему подопечному, обладавшему недюжинным упрямством: «Я вас так велю сечь, что собаки вашу кровь лизать будут. Я был бы рад, если бы вы подохли сейчас же». На что принц, испытывавший к наставнику подобные же чувства, неизменно отвечал: «Если ты ещё раз посмеешь меня ударить, я проколю тебя шпагой». Но на этом заявлении и заканчивалось его сходство с сильными мира сего, ибо наследник отличался не только тщедушием и малым ростом, но и незрелым умом, совершенствование которого остановилось в детстве на уровне удовлетворения инстинктов и примитивного общения с людьми. Тем не менее это не мешало ему пить неумеренно вино, в особенности пиво, и безудержно табачничать, что усугубляло его неспособность к воспроизводству рода.
— Ваше высочество, я вынужден отметить, что сегодня вы неудовлетворительно отнеслись к своим обязанностям, о чём, согласно инструкции, обязан донести её императорскому величеству и подвергнуть вас наказанию. — Пётр пожал узкими плечами, выражая полное безразличие, но учитель продолжал нотацию с раздражающей настойчивостью: — Вам предстоит быть русским царём, вы должны хорошо изучить торговые пути и державные границы, а также обладать способностью вести войска, добывая славу на ниве войны. Для этого вы должны отменно знать все сухопутные, морские и водные пути. Но, пренебрегая высокими государственными обязанностями, вы, Ваше Величество...
— Иди вон, — хрипло выдавил Пётр.
Учитель побагровел и открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но ударили куранты, и Румбер возгласил:
— Урок окончен. — И, придавив тяжёлой ладонью тощее плечо принца, собиравшегося уйти, добавил равнодушно: — Герр Питер, извольте к экзекуции.
Не глядя на него и не говоря ни слова, будущий русский царь шагнул к скамье и спустил штаны.
Дядька Румбер пропустил через горсть пучок прутьев, вымоченных в воде, брезгливо отряхнул ладонь и, размахнувшись, начал отсчёт:
— Айн... цвай... драй...
Питер, опершись подбородком на сложенные кисти рук, снова уставился в окно. Завораживающие движения солдата, метущего дорожку: туда-сюда, туда-сюда — под свист прутьев сзади: