- Может, и нет, Хангор. Тебя никогда не удивляло, что ты живешь в два раза дольше других и по-прежнему полон сил? Ты не задумывался, почему я пережил Болезнь, хотя до сих пор испытываю ее последствия, и почему выгляжу тридцатилетним, хотя с начала войны прошло уже почти семьдесят лет?
- Иногда, - ответил я. - У меня нет времени задумываться, да если бы и было, единственный ответ, который я знаю, звучит: Человек!
- Очень хороший ответ, - сказал он. - Да, Хангор, человек - это правильный ответ. Именно потому я тебя помню. За три года до войны, будучи на пороге созревания, ты пришел ко мне в лабораторию. Теперь ты вспомнил?
- Эксперимент, - сказал я. - Поэтому ты меня запомнил?
- Да, эксперимент. Я оперировал тебе железы и привил некоторые ткани, так же, как и себе. Меня интересовала тайна бессмертия. Хотя тогда я не заметил никакой реакции, эксперимент удался, и я не знаю, сколько мы еще проживем... точнее, ты проживешь. Мне это помогло победить Болезнь, но не до конца.
Так вот каков был ответ. Он долго смотрел на меня.
- Сам того не зная, я спас тебя, чтобы ты вместо человека принял будущее в свои руки. Да, мы говорили о руках... Как ты знаешь, к востоку от Америки лежит большой континент, называемый Африкой. Но известно ли тебе, что мы работали там с обезьянами, как здесь с вами? Мы поздно начали там и не успели добиться таких успехов, как с вами, однако они научились говорить простым языком и делать несложную работу. Мы изменили их ладони так, чтобы большой палец противостоял остальным, как у нас. Там ты и найдешь свои руки, Хангор.
Мы начали разрабатывать детальный план. В ангарах города стояли самолеты, когда-то предназначавшиеся для нашего вида; до сих пор не было причин пользоваться ими. Оказалось, что они в хорошем состоянии, а когда я поднялся на одном из них в воздух, ко мне вернулись прежние навыки пилота. Топлива хватило бы на десятикратный облет Земли, в случае необходимости можно было использовать крупные запасные емкости в озере.
Мы вместе сняли с самолетов все военное оборудование, хотя Пауль Кеньон большую часть работы делал в перерывах между приступами Болезни. Из шестисот машин только две оказались непригодными, остальные без труда могли перевезти тысячи две пассажиров, не считая пилотов. На случай, если бы обезьяны успели снова одичать, мы захватили контейнеры с усыпляющим газом, чтобы обездвижить их и привязать к сиденьям на время полета. По соседству с собой мы приготовили жилища достаточно солидные, чтобы держать их там силой, но спроектированные с мыслью об удобствах жильцов, если они будут настроены миролюбиво.
Сначала я планировал сам возглавить экспедицию, но Пауль Кеньон убедил меня, что обезьяны приветливей встретят его, нежели меня. Он сказал:
- В конце концов люди заботились о них и они могут еще немного помнить нас. Зато вас они знают только как диких собак, своих врагов. Я пойду в джунгли, конечно, под защитой твоих товарищей, и попытаюсь установить контакт с их предводителями. Иначе может начаться битва.
Каждый день я брал в самолет несколько молодых коллег и учил их пользоваться навигационными приборами. Потом они в свою очередь инструктировали других. Эта задача отняла у нас много месяцев, но мои товарищи понимали необходимость рук не хуже меня. Каждая попытка, дававшая хотя бы тень надежды, заслуживала реализации.
Экспедиция отправилась поздней весной. Я следил за ее ходом с помощью телевидения, хотя с трудом мог настроить приемник. С той стороны передавал, конечно, Кеньон, когда чувствовал себя достаточно хорошо.
Над Атлантическим океаном они попали в шторм и потеряли три самолета, но остальные под руководством моего заместителя и Кеньона вышли из него невредимыми. Приземлились они в районе руин Кейптауна, однако не нашли никаких следов Человекоподобных Обезьян. Потянулись недели поисков в джунглях и на равнине. Они видели обезьян, но, поймав, убеждались, что это примитивные создания со степенью развития, определенной им природой.
Наконец случай помог завершить миссию успехом. На ночь был разбит лагерь и разожжены костры для защиты от диких зверей, которых вокруг было множество. Кеньон наслаждался одной из немногих минут хорошего самочувствия; в палатке на краю лагеря он развернул телепередатчик и передавал отчет о событиях прошедшего дня. И тут над его головой появилось волосатое, с грубыми чертами лицо.
Он заметил тень, потому что сделал движение, словно хотел резко повернуться, но тут же опомнился и медленно оглянулся. Перед ним стояла обезьяна. Кеньон стоял спокойно и смотрел на нее, не зная - дикая она или нет и какие у нее намерения. Она тоже как будто колебалась, но потом шагнула к нему.
- Человек, Человек, - сказала она. - Вот вы и вернулись. Где вы были так долго? Я Толеми, увидел тебя и пришел.
- Толеми, - сказал с улыбкой Кеньон, - рад тебя видеть. Садись, поговорим. Толеми, ты уже не молод, может, твои отец и мать были воспитаны человеком?
- Мне лет восемьдесят, точно не знаю. Меня самого когда-то воспитывал Человек. А теперь я стар, и мои братья говорят, что скоро я буду слишком стар для вождя. Они не хотели меня сюда пускать, но я знаю Людей. Они были добры ко мне, давали мне кофе и сигареты.