— Фу, они собираются целоваться по-французски!
Дети разражаются хихиканьем.
Я откатываюсь от улыбающейся Лиллиан.
— Не собираемся мы целоваться.
— По-французски значит «с языком», — кричит один мальчик, а затем двигает языком имитируя поцелуй.
— Ладно, хватит. — Лиллиан толкается, чтобы встать, и протягивает мне руку.
Я хватаю ее, тяну девушку вниз, затем вскакиваю на ноги.
— Расплата.
Девушка делает движение, чтобы встать, но замахивается ногой и сбивает меня с ног.
Я падаю на надутый пол.
— Не могу поверить, что это сработало, — говорит она, смеясь. — Я видела такое только в кино!
На этот раз я встаю на достаточном расстоянии, чтобы она не смогла сбить меня с ног снова. Лиллиан занимает противоположную сторону надувного домика, ее дразнящий взгляд прикован к моему.
Что мы делаем? Флиртуем? Это прелюдия? Потому что трепет, который я чувствую в животе, говорит о том, что, чем бы мы ни занимались, это нечто большее, чем двое коллег, убивающих время на фестивале. Но это все, чем это может быть. Я почти не встречаюсь, а если и встречаюсь, то не с кем-то из своей компании. Это противоречит всему, за что я выступаю. Так почему же не могу выбросить из головы образ Лиллиан и меня, извивающихся и потных в постели?
Все, что я чувствую, неправильно. Неэтично. Разрушительно. Я знаю, что это неправильно, потому что это слишком хорошо, чтобы быть правильным.
Лиллиан
— Я никак не смогу скрытно пронести все это в свою комнату. — Моя попытка пошутить ничем не облегчает неловкость от моих покупок.
Хадсон загружает мои руки пакетами из багажника нашего такси.
— Не думаю, что ты оставила там что-нибудь, чтобы кто-то еще мог купить.
Он преувеличивает, но лишь слегка. Невозможно было ожидать, что я удержусь от великолепного одеяла навахо, сделанного на старинном ткацком станке, или корзинки для мелочей, или глиняного горшка, который станет идеальным домом для моего комнатного растения. Я также хотела привезти домой немного местного меда, голубой кукурузной муки и дикого риса. Но моя самая любимая покупка — это кукла-качина10 танцующего орла-воина из дерева и кожи, вырезанная вручную, с настоящими крыльями из птичьих перьев, с размахом достигающим полуметра в ширину.
— Может быть, я немного переборщила.
Он протягивает мне небольшой пакет, в котором лежит пара бирюзовых сережек, которые я не забыла купить.
— Хорошо, что мы летим частным рейсом, иначе пришлось бы взять еще один чемодан, чтобы вместить все это. — Он тянется к дну багажника и...
Черт. И ловец снов.
Я тянусь за ним, чувствуя, как краснею от шеи до волос..
— Я помогу. — Хадсон берет несколько больших предметов и свободной рукой закрывает багажник.
Только когда смотрю на свои покупки, на меня накатывает депрессия. Я использовала свою кредитную карту так, будто у меня был бесконечный запас денег. Тратила деньги, которых у меня нет. В то время все это казалось таким приятным, наполняя мой мозг небольшими всплесками дофамина каждый раз, когда я уходила с новой вещью. А когда это чувство исчезало, покупала что-то еще. И вот теперь у меня слишком много красивых вещей, чтобы ими мог владеть один человек, не говоря уже об одной квартире-студии. Тем больше причин, по которым мне нужна собственная квартира.
Я прохожу через вестибюль с опущенной головой, чтобы избежать зрительного контакта с кем-либо, кто мог бы усугубить мои угрызения совести покупателя.
— С нетерпением ждешь завтрашнего дня? — спрашивает Хадсон, отрывая меня от самоистязательных мыслей.
Когда не отвечаю сразу, он уточняет.
— Твой спа-день. — Мужчина поднимает брови в ожидании ответа.
— Конечно, да, — рассеянно отвечаю я. Я не помню, когда соглашалась на спа-день, но не помнить — это типично для меня. — Когда?
Он прищуривается глядя на меня.
— Завтра.
— Я имела в виду, — говорю я и качаю головой, — в котором часу?
— В девять. — говорит он так, будто спрашивает меня: «У тебя с головой все в порядке?».
Мы выходим из лифта, и Хадсон помогает мне достать ключ и открывает дверь. Он входит в мою комнату и кладет вещи, которые нес, на стол.
— Ты тоже собираешься завтра в спа? — спрашиваю я, стоя к нему спиной, пока складываю свою ношу на кровать.
Хадсон усмехается.
— Я не очень люблю спа.
— Не нравятся массажи и сауны? — Не то чтобы я стала его винить. Потому что тоже не самый большой поклонник, но, вероятно, по совершенно другой причине.
Он засовывает руки в карманы.
— Когда обливаешься потом, и к тебе прикасаются незнакомые? Нет. — Его челюсть напрягается под заросшей щетиной кожей. — Мне не нравится быть голым, уязвимым и терять контроль.
Интересное признание.
— Похоже на семейную черту. Не в части с обнажением, а уязвимость и не контролируемость.
Он слегка усмехается и соглашается.
— Верно подмечено. — Хадсон шумно вдыхает и выдыхает. — Мне было весело сегодня, Лиллиан, — говорит он так, будто удивлен.
— Мне тоже. Я... эм… — Я заставляю себя посмотреть на все свои покупки и признать свою ошибку. Мои щеки пылают. — Я немного сошла с ума от сувениров.
— Ты поддержала местные племена. Думаю, это благородно. Но... Если настаиваешь на сожалении, тогда пожалей о том, что заставила тех детей затащить меня в надувной дом.
Воспоминание о нем в том надувном доме смягчает мои плохие чувства по поводу перерасхода.
— Ни за что на свете. Это была лучшая часть вечера. — Особенно та часть, где мы оказались близко. Слишком близко.
Он не отвечает, только наблюдает за мной с задумчивым выражением лица.
— Что?
Хадсон моргает.
— Ничего. Уже поздно. — Он направляется к двери. — Завтра наш последний день. — Открывает дверь и делает полуоборот, чтобы посмотреть на меня. — Постарайся расслабиться. «Норт Индастриз» вот-вот завалят работой, так что завтрашний день может стать последней возможностью вздохнуть спокойно на какое-то время.
Я внутренне стону, но заставляю себя улыбнуться.
— Будет сделано.
Он смотрит на пол, потом снова на меня. Облизывает губы и лениво улыбается.
— Доброй ночи, Лиллиан.
Я тяжело сглатываю.
— Доброй ночи, Хадсон. — Мой голос слегка дрогнул на его имени.
И я с ужасом думаю о том, почему.
ГЛАВА 8
Лиллиан
Если все это путешествие, от частного самолета и вертолета до ресторана, где подают съедобные произведения искусства, считается роскошью, то спа-салон отеля не поддается никакой классификации. Меня встретила женщина типа Альфреда, мой личный спа-сопровождающий, которая провела меня в отдельную раздевалку с собственным камином. Чайник с горячей водой для чая стоит рядом с френч-прессом, наполненным кофе. Халат и тапочки не из простой махровой ткани, а из чего-то более похожего на кашемир. Окно от пола до потолка выходит на райский водный сад с водопадом. А из верхних динамиков каскадом льется звук арфы.
Я чувствую себя почти виноватой, убирая свою повседневную одежду в шкаф из вишневого дерева. Завариваю себе чашку чая, используя пакетик, наполненный множеством крошечных сушеных цветов. Меня даже не волнует вкусный ли он. Я никогда раньше не пила цветочный чай.
Тахта очень мягкая, а у изножья сложено мягкое толстое одеяло. Можно ли сделать помещение более уютным? Я закутываюсь в одеяло, потягиваю чай, который на вкус оказывается именно таким, каким и представляла себе цветочную воду, и смотрю, как пляшут языки пламени в моем личном камине. Женщина-Альфред сказала мне, что придет за мной на первую процедуру. Мне, наверное, следовало спросить, что будет первым. Процедура для лица? Массаж? Может быть, маникюр?
Беспокойство начинается в моих ступнях. Я трясу ими, надеясь выплеснуть скопившуюся энергию, но это электричество переходит в ноги. Сколько я уже здесь сижу? Час? На стене нет часов, а мой телефон лежит в шкафу вместе с одеждой.