Расслабься. Не поддавайся и не хватайся за телефон.
Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на арфе. Открываю глаза и смотрю на танцующий огонь. Мои ноги сейчас действительно подпрыгивают, так сильно, что я с трудом удерживаю чашку в руках.
— К черту. — Отбрасываю одеяло и ставлю чашку с чаем, чтобы взять свой телефон. — Шесть минут? — Я здесь всего шесть минут?
Это будет долгий день.
Я хожу по маленькой комнате и изучаю каждый предмет мебели. Здесь нет ни телевизора, ни Wi-Fi, так что всего через несколько минут у меня закончились вещи, которые помогли бы мне скоротать время.
Это не сработает.
Я отправляюсь на поиски помощи. Спа — это лабиринт коридоров с отдельными комнатами. У каждого гостя есть сопровождающий, и после того, как я прошла мимо нескольких из них в поисках своего собственного, одна из сотрудниц окликает меня.
— Вы заблудились? — спрашивает она.
— Нет, но думаю, что заблудилась моя сопровождающая. Она должна была отвести меня на первую процедуру и пропала.
Женщина достает смартфон и прикасается к экрану.
— Кто ваш сопровождающий?
Я не могу точно сказать.
— Брюнетка. Примерно вот такого роста, — говорю я и показываю ей рукой. — Это все, что я помню.
Женщина смотрит на меня с профессионально вежливой улыбкой, которую я ненавижу. Я бы предпочла знать, о чем она думает на самом деле. Хотя нетрудно догадаться, что та считает меня какой-то богатой, титулованной засранкой, слишком привилегированной, чтобы беспокоиться о том, что нужно помнить чье-то имя.
— Как вас зовут? — спрашивает моя помощница в коридоре, сжав челюсти.
— Лиллиан Джиллингем.
Она начинает водить пальцем по экрану.
— Я плохо запоминаю имена. Обычно провожу ассоциацию слов, которая помогает, но я так отвлеклась, когда приехала сюда. — Не хочу, чтобы она считала меня бессердечной. — Попала под влияние всего этого декаданса...
— Джулия. — Она произносит это имя так, будто это может помочь мне вспомнить.
Теперь это я со сжатой челюстью.
— Спасибо.
В коридоре раздаются шаркающие шаги, и появляется взволнованная Джулия.
— Мисс Джиллингем, я очень сожалею о недоразумении. Ваша первая процедура будет только через тридцать минут.
— Тогда почему мне пришлось прийти сюда так рано?
Она слегка вскидывает подбородок.
— Гости любят понежиться в своих личных комнатах перед обслуживанием.
— Я не хочу. Я просто погуляю вокруг, если вы не против?
Выражение ее лица профессиональное, но во взгляде читается вопрос почему со мной так сложно.
— Давайте посмотрим, сможем ли мы отправить вас на первую процедуру пораньше. Следуйте за мной.
Я следую за ней, думая, что на самом деле мне это должно нравиться больше, чем есть на самом деле. Какая женщина не отпилит себе руку за возможность оказаться сейчас в моих кашемировых тапочках?
Она ведет меня мимо джакузи и холла, где настоящая женщина играет на настоящей арфе.
Я останавливаюсь и смотрю.
— Настоящая арфа!
Женщина-Альфред-Джулия вздрагивает и пытается завуалировать потрясение с помощью неуверенной улыбки.
— Сюда, — говорит она бодрым, хотя и напряженным голосом.
— Вы, ребята, не ищите легких путей, не так ли?
— Нет, мэм. — Она ведет меня в комнату, отделанную темным деревом, с белыми кафельными стенами. Единственный свет — от свечей. Я борюсь с желанием заткнуть нос от запаха тухлых яиц.
— Что это? — Очевидно, это ванна, но она наполнена тем, что выглядит и пахнет как содержимое двухсот биотуалетов.
— Грязевая ванна. — Ее улыбка яркая и гордая.
— Хорошо, но что в ней?
Ее выдержка немного спадает, когда она улавливает мое явное недовольство.
— Наши ванны состоят из местной грязи, богатой минералами и...
— А что за запах? — Ничего не могу с собой поделать, затыкаю нос. — Это минералы? — спрашиваю я гнусавым голосом.
Она прочищает горло.
—Да, мэм. Наверное, сера.
Отлично. Представляю, что сейчас делает Хадсон. Он спит? На конференц-звонке? Может быть, играет в гольф или читает хорошую книгу. Чем бы тот ни занимался, я бы все отдала, чтобы поменяться с ним местами.
Хадсон
— Что значит, у тебя еще не было возможности представить второй отель? — Голос Хейса дрожит от гнева. — Ты поехал туда, чтобы сделать одну вещь. Одну. Единственную. Вещь. Господи, Хадсон, чем ты занимался все это время? Создавалось впечатление, что ты сможешь заключить сделку за двадцать четыре часа. В чем проблема?
Сидя в своем номере в отеле, я потягиваю бурбон и смотрю на полную луну. Я весь день пытался разыскать Чатто, чтобы поговорить о делах. Сегодня утром он был недоступен, а после обеда у него назначена встреча. Новогодняя вечеринка будет здесь, в отеле. Обычно я отказываюсь говорить о делах на вечеринке, но сегодня у меня остался один единственный шанс. Потому что Хейс прав, мне следовало быть более инициативным. Нужно было озвучить свою идею и получить хотя бы устное согласие. Я признаю, что потерял концентрацию. Стал рассеянным. Из-за Лиллиан.
— Я поговорю с ним сегодня вечером.
— Надеюсь, у тебя наготове выступление, заслуживающее премии «Оскар», потому что это твой последний шанс, придурок.
— Да. — Та же самая речь, которую планировал с тех пор, как мы приехали сюда. Указать на успех «Цеэ» и напомнить ему, что было бы глупо не построить еще один, хотя и не такими словами.
— Нужно было мне поехать, — ворчит Хейс. — Ты слишком добрый для этой работы.
Я ухмыляюсь, потому что только Хейс считает доброту слабостью.
— То, что эта маленькая идиотка находится рядом с тобой, вряд ли помогает.
— Хейс...
— Она уже споткнулась о собственные ноги и подавилась своим языком?
Наклоняюсь вперед на своем сиденье, готовясь к драке, хотя он не может меня видеть. Сжимаю зубы от желания сломать челюсть своему брату.
— Возьми назад.
— Что?.. О чем ты, блядь, говоришь? Что взять назад?
— То, что ты сказал о Лиллиан.
Меня встречает молчание.
Затем, низкое хихиканье.
— О, черт... — выдыхает Хейс в неверии. — Ты, должно быть, шутишь.
— Ни капельки. — Сжимаю зубы так сильно, что у меня стучит в висках.
Хейс стонет, и я слышу, как скрипят шарниры его рабочего кресла, как будто он только что перенес на него весь свой вес.
— Ты и чертова Джиллингем.
— Ты с ума сошел? — Даже когда слова все еще находятся у меня во рту, меня окатывает вспышка жара. Последние десять секунд нашего разговора прокручиваются у меня в голове, и я вижу их, как кино, у себя перед глазами.
Я защищал ее перед ним. Блядь.
— Ты сумасшедший сукин сын, — усмехается Хейс.
Прижимаю кончики пальцев ко лбу, глаза закрыты, благодарный, что он меня не видит.
— Ты ведь понимаешь, что только что назвал свою собственную мать сукой?
— Расскажи мне, что случилось. Мне нужно хорошенько посмеяться.
— Ничего.
— Дай угадаю... Она напилась и набросилась на тебя.
— Нет.
— Вы вдвоем, наедине на прекрасном курорте, изысканная еда и дорогая выпивка. Ты не был с женщиной сколько? Десятилетия? Я не виню тебя за то, что ты поддался...
— У меня не было секса с Лиллиан.
— У нее соблазнительное тело...
— Хейс. — Внутри меня нарастает гнев. — Она твой работник. Прояви хоть немного гребаного уважения.
— Ты говоришь мне проявить гребаное уважение? Это не я ее шпилю.
— Я ее не шпилю — кто вообще так говорит? Тебе тридцать два, а не двадцать три.
Меня встречает тишина, за которой следует низкий свист.
— Да, ты точно ее трахаешь.
— Я не сплю со своей коллегой. А теперь, пожалуйста, заткнись, или кто-нибудь тебя подслушает и продаст эту историю тому, кто больше заплатит. Как будто тебе нужно больше работы, чтобы сексуальные саги «Норт Индастриз» не попадали в «Таймс». Или Август не дает тебе достаточно работы?