— Будете просить? Но у кого? Разве вы знаете, кто наслал на нас проклятие?
— Это не проклятие. Меня защищает богиня, о которой не известно никому.
— Какая ещё богиня? — удивился Чандрагупта.
— Когда я был ребёнком, — начал рассказывать Дхана Нанд, — отец принёс в мои покои мурти никому не известной богини. Она выглядела, как красивая девушка с миндалевидными чёрными глазами, с белоснежной кожей и волосами до плеч, украшенными яркой лентой. Сидя со скрещёнными ногами, двенадцатью руками своими она рисовала что-то на разных пергаментах, а на голове её сидел диковинный ушастый зверёк, а на голове того — ещё один, поменьше***. Махападма сказал, что имя ей — Мангака-дэви. Есть в нашем мире одно место — Маникарника, которое не уничтожается, когда умирает вся вселенная. Если в этом месте случайно или намеренно оставить любой предмет, то он перейдёт в следующую манвантару нетронутым. Отец говорил, многие, жившие в прошлом цикле времени, оставляли в Маникарнике ценные сокровища, мантры и описания своих изобретений, а кто-то вот оставил мурти этой дэви. На пергаменте, лежавшем под ней, было написано на разных языках, включая совсем нам незнакомые: «Мангака-дэви исполнит одно самое сокровенное желание, загаданное в миг глубочайшей скорби, и один раз поможет в ситуации, когда жизнь преданного будет висеть на волоске. Однако надо быть осторожным: эта богиня тысячекратно усиливает в грешниках запретные страсти». Отец побоялся, что в нём усилится гнев, и не стал молиться. Вайшья, отдавший Махападме мурти богини — тоже не молился, ибо, признался он, его влекло к распутным женщинам, а он был женат и боялся согрешить. Я же начал поклоняться — и вот к чему это привело! Влюбился в предателя, мечтающего убить меня.
— Но всё хорошо теперь, — улыбнулся Чандрагупта, ничуть не оскорбившись на правду. — Твоя богиня защитила тебя! Ты не погиб. Она даже замкнула время, чтобы ты…
— Я сам замкнул время.
Чандра непонимающе смотрел на Дхана Нанда.
— Когда ты обманом победил меня, в тот миг моим сокровенным желанием было отомстить тебе, заставив корчиться в предсмертных судорогах у моих ног. Да-да, именно так! В луже крови. Моя ненависть достигла предела. Я жаждал сотворить это своими руками, я бы не пощадил тебя! Но в порыве ярости твою жизнь забрал воин Мангаки-дэви, пришедший защитить меня. Из-за этого происшествия возникло противоречие. Богиня обязана была исполнить моё желание, загаданное в миг глубочайшей скорби, но она могла сделать это, лишь вернув нас обоих в прошлое… Однако там я ненадолго утратил воспоминания, а ты снова напал на меня, угрожая моей жизни, и тебя снова уничтожил кто-то другой, но не я. Из цикла в цикл повторялось то же самое…
— Так вот почему ты спас меня! — лицо Чандрагупты озарилось пониманием. — Ты пытался разорвать круг. Теперь понимаю. Твоё желание всё ещё не исполнено, и оно будет заставлять время двигаться по кругу, пока ты… не убьёшь меня, как и хотел того — своими руками?
— Нет, ты неверно понял, — начал Дхана Нанд, но его перебили.
— Убей, — новый царь бесстрашно смотрел прежнему в глаза. — Иначе время запустится с начала, а я не хочу больше десятки раз умирать от рук чудовищ! Лучше один раз — и от твоей руки. На самом деле это должно было случиться ещё в Хава Мехел.
— Но я не хочу тебя убивать! — отшатнулся от него Дхана Нанд.
— Почему? Недавно же хотел. А я не боюсь смерти. С какого-то момента нечто перегорело во мне. Убей. Ты просто освободишь меня. Вернее, нас обоих.
— Чандра… Что ты говоришь?
— Правду. Наконец, я не лгу, оцени же это. Я причинил тебе столько страданий, сколько, наверное, никто и никому в этой жизни не причинял! Ответь мне тем же, и наш счёт будет закрыт.
— Не могу. Я видел, как ты корчишься в судорогах, держась за сердце, как умираешь под стопой огромного чудища из металла, как тебя убивает рука из облака… И ещё много раз ты погибал на моих глазах жуткой смертью, которую даже такой тиран, как я, не мог бы выдумать своим злейшим врагам! Я заметил, что ты изменился. Стал другим. Ты смотрел на меня иначе. Твои глаза ожили. В них появилась борьба. Ты боролся с самим собой за свою душу… Если я и хотел мести прежде, теперь больше не хочу. Я уже отомщён.
— Та чёрная нагини сказала, что во мне сидит демон, и мою душу надо очистить. Тебе придётся вызвать какую-то принцессу, начав новый цикл, — усмехнулся Чандра. — Но начнётся ли он, если я сейчас останусь жив?
— А начнётся ли он, если я убью тебя? — не менее горячо спросил Дхана Нанд.
— Возможно, нет. Но тогда мы встретимся в новом рождении, так как нас свяжет моя смерть.
Дхана Нанд колебался.
— Подумайте ещё и о моём желании, самрадж. Я всегда хотел честного сражения с полной отдачей с обеих сторон, но Чанакья постоянно мешал мне получить это. Исполните моё желание! На сей раз не щадите меня и не сдерживайте себя. Дхана, — голос Чандры снова изменился, став мягким, — мне ли не знать, что ты куда лучший мечник, чем я! Хочу увидеть тебя таким, какой ты есть. Будь со мной искусен и беспощаден, как в битве с Агнимукхом. Представь, что это — самый первый день. Сагара и Баттосай ушли, а ты стоишь напротив, желая отомстить… Разомкни круг. Умру я навсегда или оживу, и некая лунная дэви очистит мою душу — для меня и то, и другое станет даром, полученным от тебя. Только не медли более…
Дхана Нанд, не отрывая взгляда от Чандры, вынул меч из ножен. Рука поначалу мелко дрожала, как в тот страшный день, когда он шёл, чтобы зарубить Туфана. Дхана Нанд усилием воли быстро унял эту дрожь.
— Хорошо. Если ты этого хочешь, пусть будет поединок. Честный. До самого финала, — твёрдо сказал он. — Но и ты не смей поддаваться, покажи, насколько ты хорош… в честном бою.
Клинки звякнули, встретившись в воздухе. Два воина сшиблись и отскочили в разные стороны, потом обошли круг, примериваясь друг к другу, и снова сделали схожие выпады: резкие, сильные. Казалось, с края мечей слетали искры. Воины дрались насмерть — и улыбались. Дэвы забыли обо всём и глядели с небес, не понимая, как такое возможно. Битва двоих в глухом лесу на краю обрыва напоминала танец или акт любви.
Чандра отлично знал свой предел. Чанакья много раз говорил ему: «Ты быстро выдыхаешься, никогда не затягивай схватку. Хитри, делай обманные манёвры, но не позволяй сопернику измотать тебя».
Сейчас соперником был Дхана… Всегда Дхана. Единственным. Незаменимым. Прекрасным, как свет звёзд, сильным, как бык, изящным, как пантера! И он просил честного боя. Значит, никаких манёвров и хитростей.
Любуясь им, Чандра вскоре ощутил, как слабеют руки. Он достиг своего предела. Меч упал, и юному самраджу Магадхи приставили лезвие к горлу, однако лезвие это всё ещё не двигалось, не наносило ран.
— Вспомни всё плохое, что я сделал… И рази, — с улыбкой произнёс Чандрагупта.
— Нет, — вырвалось у Дхана Нанда.
Совсем как тогда, в сражении под Таксилой, Чандрагупта обхватил ладонью меч, пытаясь подтянуть обоюдоострый клинок ближе к себе.
— Наши отношения всегда были неполны: и любовь — не любовь, и смерть — не смерть. Так подари подлому предателю смерть с любовью. Тогда, в хижине отшельника, прежде чем ударить меня, когда я умирал от яда, ты закрыл глаза. Я хорошо это заметил, хоть и казалось, будто я сплю. А теперь… Сделай так снова и доведи удар до конца.
Дхана Нанд неотрывно смотрел на него, тяжело дыша.
— Не могу! — исторгся из его груди отчаянный крик. — Я лишь хочу, чтобы ты жил… — добавил он тихим голосом.
— Я уже умирал много раз — и это вовсе не страшно, когда ты рядом. Если поцелуешь меня и скажешь «Живи», мы точно встретимся снова… Но уже без ненависти. Я обещаю!