— Пчел, не мельтеши, сядь, — негромко попросил он. — Голова закружится.
Пчела метнул в него сердитый взгляд, но послушался. Плюхнулся на диван и, обхватив руками голову, с отчаяньем пробормотал:
— Надо было мне с ними ехать!
— Я тоже волнуюсь, — раздраженно шевельнул плечом Саша. — Но глупостей не говорю…
На какое-то время в кабинете стало настолько тихо, что было отчетливо слышно тиканье настенных часов и ШУМ машин за окнами. Было в этой тишине что-то неживое, жутковатое и совершенно непереносимое. Фил взял нарды и встряхнул доской перед сидящим рядом Космосом:
— Давай партейку, а, Кос?
Космос взглянул на него недоуменно и, чуть помедлив, молча кивнул. Похоже, от этой тягостной тишины ему тоже было не по себе.
Минут двадцать было слышно только цоканье кубиков и шарканье фишек по доске. Пчела, сгорбившись и чуть покачиваясь, сидел на диване. Белов сквозь приспущенные веки следил за игрой.
Тишину взорвал потерявший терпение Пчела. Он подскочил к Белову и вытаращил на него полубезумные глаза:
— Ну пятнадцать минут могу понять, ну двадцать… Но, Сань, два часа задержки!
Покосившись на него, мрачный как туча Саша промолчал. И тут на круглом столе запиликал телефон. Не офисный «Панасоник», на который должен был звонить Каверин, а Сашин мобильник. Пчела развернулся юлой и рванулся к столу. Его остановил резкий окрик Белова:
— Я возьму!
Отпихнув в сторону Пчелу, он схватил телефон.
— Алло! Да, Ваха. Вот ждем… — отрывисто бросал он в трубку. Вдруг его брови резко взметнулись вверх. — Что?! Это точно?! Ладно, я перезвоню.
На него неотрывно и встревоженно смотрели три пары глаз. Саша положил мобильник на стол, сел в свое кресло и обвел друзей диковатым взглядом.
— Ну что? — выдохнул Пчела.
— Груз на приемке разгрохали, — сообщил Белов и вдруг… улыбнулся.
На его столе зазвонил телефон, и Саша тут же развернулся к нему, спрятав от друзей свою неуместную улыбку.
— Да, Олечка… — абсолютно спокойно сказал он в трубку.
Пчела кинулся к нему:
— Что-о-о?!! — проревел он.
— Минутку… — бросил Саша в трубку и, прикрыв ее ладонью, повернулся к другу. — Все, забудь — нету ничего! Прощай, оружие!
Пчела в отчаянии уронил голову на руки, а Белов, уже не таясь, тихо и счастливо рассмеялся.
— Что ты ржешь, Саша? — свечой взвился вверх Пчела. — Что ты ржешь? Мы на такие бабки попали!!!
Он схватил со стола кипу бумаг и в бешенстве швырнул их к потолку. Белов засмеялся громче.
— Да хрен с ними, Пчелкин! Что мы, бабки не отобьем, что ли?! — он снова поднес трубку к уху и ответил жене: — Да нет, Оль, все нормально…
Сжав ладонями виски, Пчела сделал несколько неуверенных шагов в сторону и злобно прошипел сквозь стиснутые зубы:
— Идиот, твою мать!
Похоже, он о чем-то внезапно догадался.
XXXV
В тот же день, ближе к вечеру, Белов приехал в Серебряный бор, в неприметный клуб, облюбованный для конфиденциальных встреч его партнером по теннису Виктором Петровичем Зориным. Встречаться с ним у Саши не было ни малейшего желания, но в сложившейся ситуации гарантии своей безопасности он мог получить только от Зорина. Кроме того, ему не терпелось узнать судьбу документов по Фонду. Так что, нравится не нравится, но если хочешь выбраться из кувшина — будь добр сучить лапками до последнего.
Виктор Петрович встретил Сашу радушной улыбкой и крепким рукопожатием. В кабинете, где они находились, был сервирован стол. Зорин широким жестом пригласил гостя «перекусить, чем бог послал», но Белов отказался, суховато предложив чиновнику сразу перейти к делу. Зорин открыл портфель и положил на край стола сложенную карту Чечни с отмеченным синим карандашом маршрутом.
— Возвращаю с благодарностью, — улыбнулся он.
— А кто там работал? — поинтересовался Саша, засовывая карту в карман пиджака.
— Армейский спецназ. Прошлись, как ураган, — оружие уничтожено, ни одного свидетеля… — Виктор Петрович наморщил лоб. — Я понимаю, Саша, — тебя волнует, что ты пошел против федералов…
Белов кивнул, соглашаясь — ведь именно из-за этого он сюда и приехал.
— Понимаешь, это одна из немногих контор, которая реально заботится о безопасности страны. А то, что ты сдал груз, объективно работает на страну. Другое дело — твои внутренние отношения с ними… Но, в любом случае, пока мы в связке, ты — неприкасаемый.
— А мы в связке? — с неприкрытым сомнением спросил Саша.
Он отлично понял, что хотел сказать чиновник: Контора не имеет официальных претензий к Белову, а что касается его личных трений со своим фээсбэшным куратором — тут он должен разбираться сам. Фактически Зорин снова устранился, оставил Сашу с Введенским один на один.
Виктор Петрович пристально взглянул на Белова и с укоризной покачал головой. Порывшись в своем кейсе, Зорин протянул Саше кожаную папку с золотой монограммой.
— Я разморозил твои бумаги по Фонду, — важно и даже слегка торжественно сообщил он. — Получишь о-о-огромные льготы по импорту!
Саша не стал скрывать скептической усмешки.
— Спасибо, — он взял папку и небрежно сунул ее подмышку. — Все равно надо от кого-то зависеть. А то… — он выразительно чиркнул большим пальцем по горлу, — чик — и все!
— А ты наглец, Александр, — холодно прищурился Зорин.
— Ладно, Виктор Петрович, — Белов протянул ему руку, — и на том спасибо.
XXXVI
Румяное солнце скатывалось к далекой горной гряде. Его косые лучи отбрасывали на разбитый, утопающий в грязи проселок длинные тени от подернутых первой нежной зеленью тополей.
По обочине дороги медленно и трудно ковылял изможденный и израненный Володя Каверин.
Вид его был ужасен. Обгоревшая и растерзанная одежда болталась на нем клочьями, окровавленная правая рука висела безжизненной плетью, а левой он сжимал толстую суковатую палку, которую использовал на манер костыля. Простреленную левую ногу, обмотанную почерневшим от запекшейся крови тряпьем, он держал согнутой и двигался вперед только с помощью здоровой ноги и зажатой под мышкой палки.
Его остановившийся, неживой взгляд был направлен вперед. Где-то там, в восьмидесяти километрах отсюда, должен был находиться блокпост федералов. Преодолеть весь этот путь в своем нынешнем состоянии Каверину вряд ли бы удалось — и он прекрасно понимал это. Каждое движение приносило ему новые страдания, с каждым шагом неумолимо таяли остатки его сил. Фактически он был обречен. И, тем не менее, он упрямо двигался вперед — туда, где только и было возможно спасение.
Вдруг сзади послышался шум мощного мотора. Встретить на этом глухом проселке машину — это было невероятной удачей. Или неудачей — в зависимости от того, кто в ней ехал. В любом случае это был шанс. Глаза Каверина ожили, в них вспыхнула надежда. Он остановился и, не поворачиваясь к машине, выкинул в сторону руку. Низко свесив голову, он ждал — спасения или смерти.
Обдав Володю сизым облаком выхлопных газов, рядом с ним остановился армейский бэтээр.
— Эй, братишка, ты русский? — окликнул его с брони розовощекий молоденький сержант в защитной бандане.
Каверин поднял на него покрытое грязью и копотью лицо.
— Русский, русский, — прохрипел он. — Мирный житель.
— И откуда ты такой? — подозрительно спросил строгий военный постарше — видимо, офицер.
— Восстал из ада, — мрачно ответил Володя и, против воли своей, неожиданно взмолился: — В больничку бы мне, братцы…
— Ну давай, прыгай… — кивнул офицер. Тут же с бэтээра к раненому спрыгнули двое солдат, а сверху, с брони, протянулось сразу несколько ладоней. Каверин сделал последний шаг и, отбросив палку, цепко схватился за первую попавшуюся руку. Его мигом втащили наверх. Истерзанное тело пронзил разряд невыносимой боли, но Володя не издал ни звука. Он улыбался.