Марк жил с нами неделю, а потом мы снова поссорились. И так постоянно. Марк приходил, жил с нами, спал со мной, а потом находились причины для ссоры, и он опять уходил. Между тем отпраздновали первый день рождения Полины. К этому событию она начала ходить, и мы купили ей первые туфельки и платье, на голову надели повязку с цветочком. Мы не стали никуда выходить, отмечали дома. Марк был с нами.
А на следующее утро мы снова поссорились. Марк был на кухне и что-то уронил. Это что-то звякнуло о металлическую раковину, и, прибежав на звон, я обнаружила, что это моя чашка. Она раскололась на несколько частей, и Марк собирал ее, чтобы выбросить. Внутри у меня все сжалось, будто выкачали весь воздух, и к глазам подступили слезы.
– Оставь! – Я стала перекладывать осколки из его рук обратно в раковину, и закончив с этим, оттолкнула его в сторону. – Уйди!
Из глаз брызнули слезы, и я принялась судорожно составлять из осколков чашку заново, будто от поспешности зависело, удастся ли мне ее восстановить. Одно я знала точно – я больше никогда не смогу пить из нее чай.
Я не видела Марка, но чувствовала его своей кожей. Он дышал мне в шею, и выдыхаемый им воздух сигнализировал о крайней степени раздражения.
– Еще один его подарок, – сквозь зубы процедил он.
Я не ответила. Меня раздирала боль, и я пыталась сдержать себя, чтобы не нагрубить Марку. Сначала он едва не покалечил Шанди, потом разбил подкову, теперь –чашку. Он, как злой демон, призванный разрушить все, к чему прикасался Шандор и уничтожающий любую память о нем. Что еще он сделает, чтобы закончить свое злое дело?
– Может быть уже хватит, Лиза! – не дождавшись ответа, стукнул по столешнице Марк.
– Да, Марк, – не глядя на него, удерживая в руках собранную чашку, спокойно сказала я, – ты прав – хватит! Тебе пора собрать вещи и уехать отсюда.
– Из-за разбитой чашки?! Ты готова из-за такой глупости оставить свою дочь без отца?!
– У моей дочери будет отец, но я тебя больше не хочу видеть. Уходи!
И он ушел. Чашку я склеила, и она стала походить на археологическую находку, собранную по крупице на раскопках. Это история, а с историей не расстаются.
Следом шел день рождения Маши. Ей исполнилось три года. На ее празднике Марк отсутствовал, и я сказала отцу, что он уехал в командировку.
Лариса вышла на работу, а Маше нашли няню, потому что очередь в детский сад еще не подошла. Няней стала их соседка на этаже. Когда-то женщина работала учительницей начальных классов, а сейчас находилась на пенсии, своих внуков у нее не было и за счастье посчитала помочь хорошим людям. Тем более что знала, какое благое дело делает мой отец.
Сейчас, когда Полина ходила, и могла сидя играть с игрушками, Маше стало с ней интереснее. Она садилась рядом и строила перед племянницей башни из кубиков, рассказывала ей, каким цветом та или иная фигура, придумывала различные истории с куклами и демонстрировала Полине спектакли. Дочери это нравилось. Она отличала Машу от взрослых и стала к ней тянуться. Так зародилась дружба двух маленьких девочек. И если поначалу я контролировала Машины действия, памятуя ее агрессию по отношении к Полине, то со временем перестала это делать. Они хорошо ладили.
Мы с Марком снова помирились. Он пришел ко мне с цветами, стоял на коленях, просил прощения за разбитую чашку, но только когда к нему выбежала Полина и обняла его, радуясь встречи, я простила его и пустила назад. И в нашем доме снова установился мир. На пять дней.
На календаре было 17 февраля. Я улучила свободную минутку, когда Марк смотрел по телевизору детективный сериал, и достала из шкафа шкатулку с фотографиями Шандора. Сегодня у него день рождения, и ему исполнилось двадцать пять лет. Я села на кровать и вынула снимок с госэкзамена, провела пальцами по любимому облику. Перед глазами пронеслись сцены из нашего прошлого, в которых и радость, и слезы, и смех, и печаль. Первый поцелуй и последнее прости. И то утро, которое решало всю нашу судьбу. Как сложилась его жизнь? Есть ли у него дети? Любит ли он свою жену? Счастлив ли он? Вопросы один за другим возникали в моей голове, но ответа на них я не знала. И неужели никогда не узнаю?
В шкатулке лежал и адрес Шандора, который я выписала из его паспорта, но часто порываясь написать ему, я так на это и не решилась. Потому что не была уверена, что сейчас Шандор живет по этому адресу, потому что боялась ему навредить, если письмо попадет не в те руки. И даже если он прочитает письмо, я переживала, что получу от него ответ, который в очередной раз причинит мне нестерпимую боль и страдания. Став мужем и отцом, он мог изменить свое отношение к прошлому, и моя попытка ворваться в его жизнь, может породить в нем негодование и злость. Разве я хочу, чтобы он меня ненавидел и презирал? Нет, и потому я не писала.