– Он ведет нечестную игру. Подрывает мое доверие к себе. Так нельзя.
– Он любит тебя. А в любви и на войне все средства хороши.
– Прости, но я так не считаю.
Через неделю Марк сдался. Я читала в спальне архивные документы, которые взяла домой с работы, когда он пристроился рядом.
– Что делаешь?
– Изучаю архивные материалы. Хочу немного изменить программу своих экскурсий. Ищу, как сделать их более интересными. Здесь разные факты об экспонатах нашего музея. Но тебе это не интересно.
– Ты права, я далек от этого. Мы можем поговорить о другом?
– Марк снизошел до разговора со мной! Какое чудо! – не отрываясь от бумаг, проронила я.
– Лиза, не язви, тебе это не идет.
– Ты хочешь извиниться?
– Если тебе станет от этого легче, извини. Но не обещаю, что это не повторится. Я люблю тебя и не позволю другому мужчине стоять между нами.
Я повернула к нему голову. Опять он заговорил про любовь. Все-таки любит? И любит давно? Но нет, это просто шаблонная фраза.
– У нас с тобой разные понятия о любви, – снова отворачиваясь от него, сказала я.
– А что я должен был сделать? Позволить тебе общаться с этим цыганом за моей спиной?
– Что дурного в телефонном звонке?
– Я помню, чем закончился такой звонок в прошлом году. А сейчас ты беременная, тебе ни к чему стрессы.
– А то, что после твоей выходки я проревела весь вечер, это не стресс?
– Я просто не успел подключить телефон обратно. Ты могла бы вообще об этом не узнать.
– Марк, куда делся тот добрый и отзывчивый молодой человек, каким я тебя знала всю жизнь? – поворачивая к нему голову, спросила я.
– Он влюбился и борется за свое счастье.
Марк забрал у меня документы из рук, отложил их в сторону. Подобрался ко мне ближе, обнял рукой.
– Лиза, будь ко мне, пожалуйста, благосклоннее. Ведь я отец твоего ребенка, нам его вместе растить. Мы должны быть дружной семьей, подавать пример будущему поколению. Попытайся полюбить меня таким, какой я есть. Наверняка, ты верила в возможность этой любви, когда согласилась быть со мной.
– Да, Марк, я верила. Но думала, будет легче.
– Мы справимся. Только помоги мне. Один в поле не воин.
Мы помирились. В одном Марк был прав. Я сама сделала первый шаг в его сторону, привязала его к себе, идти на попятную было поздно. Тем более что мы ждали ребенка.
Время летело быстро. Работа – дом, дом – работа, и так каждый день, кроме выходных. Я стала больше уставать, потому что прибавляла в весе. Токсикоз прошел к концу первого триместра, и у меня разыгрался аппетит. Марк смеялся надо мной, видя, как я поглощаю еду, что называется за двоих. Думал, что во мне растет мальчик. Но в глубине души я надеялась на девочку. Чтобы найти оправдание своему сну. Хотелось верить, что он вещий.
На работе пришлось сознаться, что жду ребенка. Но многие уже и так догадались. Вячеслав Алексеевич крайне расстроился, узнав эту новость, демонстрировал свое недовольство, поджимая губы. Как-то пригласил меня в свой кабинет и спросил, на какой период планирую уйти в декретный отпуск. Ему не хотелось, чтобы средства, вложенные в меня, пропали зря. Ведь в случае длительного отсутствия мне придется снова повышать свою квалификацию, проходить аттестацию на соответствие занимаемой должности. Я не задумывалась о сроках своего декрета, но по тому, как Трегубов реагировал, поняла, что ответа он ждал прямо сейчас.
– Я быстро выйду. У меня мама… она может сидеть с ребенком.
– Мама, это хорошо. Вам хватит двух-трех месяцев, чтобы восстановиться после рождения ре малыша и вернуться к работе?
– Да, думаю, да.
– Ну вот и славненько. Я всегда подозревал, что вы умная девушка.
Трегубов не любил разбрасываться ценными кадрами, особенно теми, в которых вкладывались средства самого музея. Он мог потерпеть мое отсутствие не более пяти месяцев, и надеялся, что за это время я не растеряю свои профессиональные навыки.
Дома о своем договоре с Трегубовым я не сообщила, решила не поднимать волну негодования раньше времени. В первую очередь во избежание козней, которые мог устроить Марк. Я решила поставить их перед фактом. Тем более что мама все равно хотела увольняться, когда родится ребенок. Или чуть позже, чтобы довести учебный год в школе до конца.