Губы Харитонова чуть дрогнули в усмешке.
– И ты никогда не жалела о своем выборе?
Он словно выпытывал у меня правду, которую я скрывала. Я выдержала паузу, наблюдая, как Игорь взял нож и разрезал на две части кусочек мяса, что был в картофельном пюре.
– К чему эти вопросы? – не найдя подходящего ответа, спросила я.
– Хочу понять, насколько у вас все серьезно.
– Для чего?
– Оцениваю свои шансы…
Я усмехнулась. Правда или шутит?
– Ребенок не убеждает тебя в серьезности наших отношений?
– Я не считаю, что дети – показатель прочности семьи.
– Руководствуешься собственным опытом?
– У меня нет детей, если ты об этом, – и несколько нервно продолжил, разрезая ножом очередной кусочек мяса: – Зато у моего отца их было трое… двое из которых на стороне. Он жил на две семьи, и никак не мог определиться, где ему лучше. А мама все терпела и ждала, что выбор будет в ее пользу. Но ее смерть наступила раньше, чем это случилось. Мне тогда было четырнадцать лет. Отец забрал меня в новую семью, где были мои единокровные братья. Четырьмя и шестью годами младше меня. В подростковом возрасте оказаться в доме женщины, которая косвенным образом стала причиной смерти моей матери – это было слишком для меня, – он стал жевать мясо, и видимо погрузился в воспоминания. – В общем, это были не самые лучшие годы в моей жизни. Мне нечем в них гордиться.
– Поразительно, как часто я слышу такие истории. Отец Марка тоже жил на две семьи и ушел к другой женщине только, когда Марку исполнилось восемнадцать. Да и, что греха таить, мой отец тоже ушел от мамы не так давно. Сейчас женат и растит еще одну дочь. Но в моем случае, я не держу обиду на отца. Он счастлив в новом браке, и я рада за него. Лариса хорошая женщина, именно она сейчас помогает мне с Полиной, моей дочерью. Берет ее к себе на день. Пока мы работаем.
– Тебе повезло с мачехой.
– Может, ты просто не пытался подружиться со своей. Я тоже не сразу приняла Ларису, но ради отца я переступила через свою гордость и примирилась с ее присутствием в его жизни.
– Между твоим и моим случаем есть существенная разница. Моя мать умерла, и ее смерть я не смог простить этой женщине.
– Твоя мачеха жива?
– Нет. Она умерла, когда я жил в Питере. И как бы жестоко это ни звучало, я был рад ее смерти. Она не любила меня, и даже не предпринимала попыток подружиться со мной. Она и два ее отпрыска сделали мою жизнь невыносимой, но все, что нас не убивает, делает нас сильнее. И может быть за это я должен быть ей благодарен. Она научила меня выживать в любой ситуации, но сама при этом оказалась слаба и уязвима.
– Ты общаешься со своими братьями?
– Нет. Сейчас они далеко отсюда, и надеюсь, я их больше никогда не увижу.
В другой раз на обеде Игорь снова заговорил о Марке. Я плохо спала, потому что Полина всю ночь капризничала, и мы не могли понять, что с ней не так. Температуры не было, но она часто просыпалась, и даже ночное кормление не помогло ее успокоить до самого утра. Сон пришел к ней только с рассветом, когда всем нужно было вставать. И, когда я собирала ее к Ларисе, она не издала ни звука, пребывая в сладком сне. Мачеха сказала, что Полина так среагировала на погоду. Ночью был сильный ветер, и часто дети очень чувствительны на такие явления природы.
Игорь заметил мое состояние еще на работе, когда застал меня за чашкой кофе, но заговорил об этом только в кафе.
– Плохо спала сегодня?
– Выгляжу безобразно, да?
– Нет, просто бледная. Это Марк тебя так вымотал ночью?
Бог ты мой! Как он может задавать такие вопросы женщине, с которой едва знаком? О нет, Лиза, только, пожалуйста, не красней. Я сделала несколько глотков морса, и понадеялась, что сумела тем самым скрыть свое смущение.
– Полина плохо спала. Всю ночь капризничала, мне приходилось к ней подниматься.
– А Марк? Он тоже поднимался?
– Конечно. Мы поочередно. И так всю ночь. А когда пришла пора вставать, Полина уснула крепким сном.
Я снова лгала про Марка. Он тоже просыпался, но и с места не сдвинулся, чтобы разделить все тяготы семейной жизни напополам. Сейчас у него не было оправданий, я тоже работала, но больше обязанностей из-за этого у него не стало.
Игорь посмотрел на дисплей своего телефона и заметил, что время нашего обеда подходит к концу. Он махнул официанту и, когда тот подошел, попросил счет. Я, как и прежде, предпочла за свой обед рассчитаться сама.
Поведение Игоря по отношению ко мне менялось с каждым днем. Если на мне была верхняя одежда, он помогал мне ее одеть или снять. На прощание по вечерам, которое проходило перед служебным входом внутри здания, вместо рукопожатия, он перешел на поцелуй в руку. И однажды это заметила Альбина, которая стремилась на выход после рабочего дня. Она быстро отвела глаза, когда я сконфуженно на нее посмотрела, но я успела заметить неодобрение в ее взгляде. Я не понимала, как мне относиться к поведению Игоря. В этом вроде бы не было ничего неприличного, но вместе с тем взгляды, которыми он сопровождал свои действия, говорили о другом.