– О чем ты хочешь, чтобы мы говорили? В нашей жизни не происходит ничего интересного, что бы мы могли обсудить.
– Неправда, Марк! Ты ходишь на работу, я хожу на работу. Там всегда что-то происходит, мы можем обсуждать друг с другом, как прошел наш день, чем он был примечателен. Ты можешь рассказать мне о своих коллегах, мне было бы интересно узнать, с какими людьми ты работаешь.
– Полагаю, ты ждешь того же и от меня?
– Ты мог хотя бы попробовать преодолеть в себе скуку и выслушать, чем насыщен мой день.
Марк поменял руку, удерживающую Полину, и выдохнул:
– Ну расскажи, что примечательного произошло сегодня у тебя на работе.
Это краткое «ну», в котором чувствовалось одолжение, совсем не располагало к диалогу, но я, глубоко вздохнув, заставила себя проглотить обиду и сказала:
– Давай я начну свой рассказ с праздника. Ты ведь даже не знаешь, как он прошел.
Следующие полчаса я вещала Марку о праздновании Дня музеев и о своем участии в этом мероприятии. Он узнал, что идея, когда-то подброшенная им по поводу «живой картинки», оказалась действенной и вызвала у посетителей неоспоримый интерес. И министерство культуры тоже оценило ее по достоинству. Рассказала я и о других мероприятиях, прошедших в рамках Дня музеев, подчеркнув, что никто на празднике не был обделен вниманием, и развлечения нашлись для всех категорий посетителей – как для детей, так и для стариков.
В своем повествовании я упоминала имена своих коллег, поясняла, кто из них какую роль выполнял, и кто чем отличился. Рассказала я и о Харитонове, только называла его Игорь Владимирович, словно он был высокопоставленным руководителем в возрасте, и называть его иначе не позволяла субординация. Я приглушала в своем вещании восторженные возгласы в его адрес, чтобы Марк не подумал, что я как-то особенно выделяю Харитонова среди остальных.
Савельев слушал молча, и в какой-то момент мне показалось, что на самом деле он не слышит меня, но он стал задавать вопросы, и сердце радостно отозвалось на его любопытство. В процессе обсуждения он оживился, и я вновь узнала в нем того Марка, с которым была знакома долгие годы.
Домой мы вернулись, когда уже стемнело. Я всю дорогу в машине развлекала Полину, чтобы она не уснула. Она начала капризничать и тереть глаза, потому что обычно в это время ложилась спать. Мама стала нам выговаривать за столь позднюю прогулку и нарушение режима у ребенка, но заметив, что мы с Марком вернулись в бодром расположении духа, быстро успокоилась, но просила, чтобы в следующий раз мы гуляли без Полины.
Нас такое предложение вполне устроило, и на следующий вечер Марк забрал Полину от Ларисы, завез ее домой к бабушке, а потом приехал за мной. Мы пошли с ним в парк Горького, и там провели целый час, пока солнце не скрылось за горизонтом.
Мы шли по аллее, справа от нас были фонтаны, слева лавочки и деревья. Уже смеркалось, и людей в парке почти не было – только встретили пару бабулек, совершающих вечерний моцион, и группу молодых людей, дружно распевающих дворовые песни на одной из лавочек.
Марк рассказал, что сегодня у одного из его коллег в юридическом отделе, которого зовут Вася, вместо предрекаемой по результатам УЗИ девочки родился сын, и Вася был немало удивлен, услышав эту новость. От растерянности он даже решил, что звонившая ему жена вовсе не жена ему, а какая-то другая женщина, перепутавшая номер. Они с женой набрали для будущего малыша вещи в розовых цветах, и одеяльце на выписку тоже купили розовое, и что теперь со всем этим розовым делать, он ума не приложит.
– Надеюсь, – рассмеялась я, – ты сказал ему, что не будет ничего страшного, если его новорожденный сын походит в розовом? Не говорил ему о моем сине-голубом детстве?
– Что ты?! Чтобы его сын ходил в розовом! Он и слышать об этом не захотел.
Я не удержалась и снова рассмеялась. Когда Марк входил в раж, он мог быть очень комичным рассказчиком. Савельев повернул ко мне голову и, улыбаясь, посмотрел на меня странным взглядом.
– Что? – спросила я. – Разве не смешно? Вы – мужчины – такие забавные, когда речь касается вашего мужского эго.
Марк продолжал смотреть на меня с непонятным выражением на лице, и я стала беспокоиться, все ли у меня в порядке с косметикой.
– Марк, не смотри на меня так. У меня тушь размазалась?
– Нет. Ты такая красивая, когда смеешься. Я забыл, когда в последний раз видел тебя такой. Живой и светящейся изнутри.
– Марк, – прижимаясь к его плечу, сказала я серьезно, – для того, чтобы я улыбалась и смеялась, надо совсем не много. Просто поговорить со мной.