– Гер, давай ты сегодня не будешь знакомить меня с родителями, а! – предложила Катя, наконец поднявшись. – Давай в другой раз...
– Да ты что! – возмутился Герман. – Там уже такой пир горой закатили! Дуся с утра пекла и жарила!
– Дуся? Это кто?
– Ну... домработница наша...
– Домработница?!! – удивилась Катя. – Вы эксплуатируете наемный труд?!
– Кать, это не совсем так... Дуся – наша дальняя родственница, она...
– Вы родственницу заставляете на себя работать?! – с жаром перебила жениха девушка.
– Ну почему надо обязательно рассматривать вопрос в такой плоскости?
– А в какой плоскости его надо рассматривать?!
– В такой, что Дуся вполне довольна своей жизнью и работой!
– А ты спрашивал? – продолжала возмущаться Катя. Дуся представилась ей изможденной чернокожей рабыней из «Хижины дяди Тома».
– А тут и спрашивать нечего! Я с ней каждый день встречаюсь, у нее всегда довольное лицо. Если хочешь знать, я ее в дурном настроении вообще никогда не видел!
– Ага! Вам сделай недовольное лицо, так вы...
– Что – мы? Ну! Договаривай! – Гера встал возле Кати в боевую стойку.
– Заэксплуатируете насмерть – вот что! – Девушка сдаваться не собиралась. – А потом...
– Все! Хватит рассуждать! – оборвал ее Герман. – Пошли к нам, познакомишься с Дусей и сразу переменишь свои взгляды!
– Пошли! – Катя тут же забыла про свое изувеченное платье. Ради свободы эксплуатируемых народов ей ничего не было жалко.
Квартира Кривицких произвела на нее такое же неизгладимое впечатление, как и наличие домработницы. Нет, конечно, девушка понимала, что семья Германа очень благополучна в материальном смысле, иначе откуда бы взяться котиковым воротникам, папахам, наручным часам. Гера рассказывал, что его отец – известный в городе хирург, главврач городской больницы. Но к чему женатым советским хирургам, пусть они трижды главврачи, домработница, она понять не могла.
Квартира женатого советского хирурга Кривицкого находилась на втором этаже двухэтажного старинного особнячка, расположенного на самом берегу речки Анисимовки. Катя редко бывала в этой стороне, поскольку жила совсем в другом месте города, там, где вокруг сталелитейного завода скучились неказистые постройки. Рядом с домом, в котором жили Кривицкие, стояло еще несколько подобных зданий, но их дом был самым внушительным, похожим на барскую усадьбу, рисунки которых Катя видела в книжках про старинную жизнь.
Начиналась квартира огромным коридором, который и коридором-то назвать было трудно. Если бы у этого помещения имелись окна, в нем вполне можно было бы жить вшестером, если койки поставить вдоль стен впритирку друг к другу, как в общежитии. Вместо коек коридор Кривицких был обставлен красивыми шкафами с деревянными резными загогулинами и облеплен зеркалами, в которых Катя мгновенно отразилась в своем рваном платье. Огорчиться вновь она не успела, потому что в коридор вплыла полная румяная женщина, которая умудрилась заполнить своей шумной персоной все немаленькое помещение.
– Геруля! Наконец-то! А мы заждались! Думаем, куда вы запропастились! – воскликнула она, всплеснув сдобными руками и быстро чмокнув Германа в щеку. После этого с удивительной для крупного тела грацией подлетела к Кате, схватила ее за руку и потащила в центр коридора, где с потолка свисала замысловатая люстра в таких же кренделях, что и мебель вокруг, только металлических. – Ну-ка, давай к свету! Ой, хороша! Хороша! А платье-то какое! Креповое, гляжу! А ну, покружись!
Катя, взбудораженная и завороженная энергичной особой, чуть крутанулась, а потом вспомнила про прореху, остановилась, потупила глаза и сказала:
– Мы с Герой нечаянно упали... платье порвалось... такая дырень...
– Дырень? Да-а-а... Жаль, конечно... Ну-ка, пошли ко мне! – решительно объявила особа. – Зашьем так, никто не заметит, что тут когда-то была дырень!
Катя повернула лицо к Гере, как бы спрашивая разрешения и одновременно подталкивая его к тому, чтобы он наконец познакомил ее с матерью. Герман, улыбаясь, сказал:
– Познакомься, Катя, это наша домработница – Дуся!
– Я тебе покажу домработницу! – притворно обиделась Дуся, отвесила Герману легкий подзатыльник, потом опять чмокнула его в щеку и потащила Катю за собой, приговаривая: – Пошли-пошли, Катюха! Сейчас поможем твоему горю! Не пропадать же такому платью! А ты, Геруль, иди пока брюки поменяй. Тоже изгваздался! Переодевайся – и в залу! Мы сейчас!
Дуся привела Катю в небольшую чистенькую комнатку, обставленную в привычном девушке стиле. Возле окна стояла кровать с никелированными шариками, в которые было очень интересно смотреться, потому что лицо становилось расплывшимся, выпуклым и уродливым. Кровать с кружевным подзором украшало снежно-белое пикейное покрывало, сверху которого горкой громоздились толстые мясистые подушки, высовывающие веселые ушки из-под вышитой яркими цветами накидки. На обычном деревянном столе стояла ваза из синего стекла, полная пышных георгинов. В углу пристроился зеркальный шкаф, точь-в-точь такой, какой был в комнате девичьего общежития. Над оттоманкой с уютными круглыми валиками висел тканый коврик с кистями, на коврике были изображены Иван-царевич с Василисой Прекрасной верхом на сером волке. Примерно так же была обставлена комната родителей Кати в коммунальной квартире. Ночью в проход между столом и шкафом ставились две раскладушки, на которых спали дети: Катя и ее младшая сестра Людмилка. Как только у Кати появилась возможность, она съехала от родителей в общежитие. Комната там тоже была на четверых, все девушки были примерно одного возраста, с одинаковыми желаниями и устремлениями, запросто могли проболтать несколько ночей подряд, а потом отсыпаться в выходной до полудня.