Но жена упрямо гнет свою линию:
— Ты любишь Еву не просто потому, что она от тебя рождена. Ты любишь ее, потому что видишь, как она растет, меняется. Ты качал ее на руках, ты переживал со мной ее колики и диатез, ее первую улыбку и то, как она начала ползать, а теперь — ходить… Это любовь, Демид. Ты говоришь, что любишь Макса, и я вижу… Вижу в своей голове, как ты навещаешь его, играешь, как покупаешь памперсы, прикорм…
Я тру переносицу от внезапно навалившейся мигрени. Что сказать, мне просто нечего возразить.
Не планировал я привязываться к приплоду Лены, просто хотел деньгами откупиться.
Но как не привязаться, если они постоянно рядом. Стоит только нам с Софьей появиться в гостях у ее родителей, так там эта… Лена… с кульком в руках, накачивает, песенки, поет и сюсюкает: «Ты будешь большим и красивым, как папа…»
Иногда были просьбы о помощи…
Вот так незаметно, по капле, малец просочился мне в сердце, и как теперь закрыть эту дверь плотно, я не понимаю!
— Соф, я тебя люблю. Люблю тебя… Я совершил ошибку, не рассказав, слишком сильно тебя потерять боялся. Но сейчас ты все знаешь, и наша семья останется прежней. Я тебя люблю. Другая мне не нужна.
На работу я, конечно, опаздываю. Потому что Софья была права: я выехал позже и застрял в пробке, растянувшейся на пару-тройку километров.
Все как-то мелко, не клеится, раздражает. Плюс отец просит встретиться с ним за обедом. Вернее, ставит в известность, что пообедает со мной в ресторане, который принадлежит друзьям семьи.
Я приезжаю немного раньше, выбираю, что заказать, но без особого аппетита. Чувство голода придавлено стрессом.
Плюс появляется сообщение от Лены.
Я проигнорировал два звонка от нее, она прислала текстовое сообщение:
«Демид, срочно! У Макса сильный понос… Мне кажется, он отравился чем-то с вашего стола!»
Глава 8
Он
С нашего стола?!
Я мгновенно вспоминаю, что мы ели. Было много всего, салаты, в том числе. Отмечаю, что салаты не домашние, покупные. Может быть, Макс стянул немного салата с майонезом, они довольно жирные. Но я не припомню, чтобы сын тащил в рот что-то подобное. Хотя я мог и не заметить. В конце концов, Лена, мать ты или кто? Смотреть надо!
Никто из взрослых не отравился, но малышу много и не надо.
Какого черта, спрашивается?!
Я набираю номер Лены, тру переносицу от нахлынувшей головной боли. Терпеть не могу, когда дети болеют. Их болезни всегда воспринимаешь острее, чем свои собственные неприятности.
— Алло, Дем… Дема, Максу плохо! Очень плохо… — истерично взвизгивает Лена.
— Долго он там…
— С самого утра.
— П…ц. И чего ты ждешь? Что само рассосется?
— Не кричи на меня! Я и так в панике. У него никогда не было такого жидкого стула, и рвет. Даже от простой водички рвет!
П…ц!
Я вскакиваю из-за стола и едва дышу, злость накатывает волнами.
— Врачу звони. В скорую. Живо! Ты чего ждешь, а? Чего ждешь, стерва?! Допрыгаешься у меня, сына отниму!
В ответ Лена заливается ревом и спрашивает, икая:
— А ты… Ты не приедешь?
— Лена. Я работаю. Занят. Чем я тебе помогу, а? Звони в скорую немедленно! Будут новости о состоянии Макса, звони.
Необходимость выяснить детали толкает на необдуманные поступки. Я ловлю себя на том, что ищу портмоне, чтобы расплатиться за ту чашку кофе, которую успел выпить перед обедом. В момент, когда я понимаю, что едва не сорвался с места, к столику подходит отец. Смотрит внимательно.
— Я опоздал немного, авария на дороге. Ты же не собираешься уходить прямо сейчас?
Так, надо остыть. Не стоит пороть горячку.
Лена вызовет скорую, ребенка доставят в больницу, его осмотрят профессионалы и помогут. Я не врач, ничем помочь не смогу, только буду нервничать и нервировать всех окружающих.
Заставляю себя сесть и вернуться к выбору блюд.
— Нет, не собираюсь, конечно. Как дела?
Отец пожимает плечами:
— Да как тебе сказать, сынок. Для меня стало неприятным сюрпризом дожить до седин шестидесяти лет и узнать, что мой взрослый сын… со своими бабами разобраться не может! — говорит недовольно.
— Так… ты об этом решил поговорить?
Он всплескивает руками и хлопает себя по бедрам, выдавая крайнее напряжение и раздражение:
— О чем же еще? Твоя мать до сих пор не встает с кровати, ее разбило скачком давления, состояние слабое.
— Почему ты не сказал?
— Вот сейчас говорю!
Отец уставился на меня тяжелым, бесцветным взглядом, словно препарировал меня, как лягушку, на уроке биологии.