Наверное, я просто кошмарный человек. Ужасный…
Говорил о любви и привязанности к сыну, к Максу.
Но в последних строках Соня желает мне счастья быть с теми, кто мне на самом деле дорог, желает, чтобы я воспитал сына, как полагается, и я понимаю, что мне на самом деле ничего из этого не нужно.
Совсем ничего!
Внезапно осознаю ужасную вещь: легко строить амбициозные планы, легко быть веселым, приходящим папой, когда за спиной — крепкий тыл из семьи, дом, где всегда чисто, уютно и тепло, вкусно пахнет, где жена встречает горячим поцелуем, а дочка доверчиво ластится ко мне на руки.
Вот теперь этого не стало, и мне, еще в полной мере не осознающему этого, уже не по себе.
Сильно не по себе…
Не могу в это поверить!
Еще раз перечитываю сообщение Сони.
Должен же быть намек, да? Должен быть намек, куда она уехала.
Но ничего, кроме обещания, что она не будет препятствовать мне видеться с дочерью.
А как же ты? Как же я? Как же… мы?!
Осушив полный стакан воды, я набираю ее номер. Пальцы дрожат, когда слышу, как отвечает, сердце своим стуком заполняет ушную раковину. Ничего, кроме бултыхания сердца, не слышу.
— Соня! Соня… Соня, это правда?! Скажи, это правда?! Ты ушла от меня! Сонь, что ты творишь? Возвращайся… немедленно. Нет. постой. Просто скажи, где ты? Я приеду.
В ответ тяжелое, слишком шумное дыхание и звук шагов.
— Это не Соня. Это ее отец, — звучит ровный, мужской голос. — Добрый день, Демид.
Сердце падает вниз, бьется уже размереннее. Головная боль давит на виски.
— Михаил Викторович, здравствуйте. Как я понимаю, Соня у вас? Передайте ей телефон, пожалуйста.
— Вот как? Моя дочь и внучка только что уснули. Обе встревожены, на дочери лица нет. Худая. Бледная. Ты ее голодом там моришь, что ли?! — отрезает отец Сони. — Я не стану будить дочь только ради того, чтобы ты продолжал вытирать ноги о мою дочь!
— Что?! Нет. Вы все не так поняли.
— И что же я не так понял? У тебя ребенок на стороне, и ты постоянно ошиваешься там. У другой семьи.
— Нет, я не бываю там постоянно. Что за бред? Я навещаю иногда того ребенка. Сына.
— Живешь на две семьи, — отрезает отец. — Именно так это называется. И если ты только ходишь к сыну, то почему та женщина приходит качать права в твой дом? Почему ее папашка угрожает Соне и Еве? И, наконец, почему ты… ничего с этим не делаешь?!
— ЧТО?! — перебиваю. — Какие угрозы?! О чем вы! Я ничего об этом не знаю. Не знаю ничего… Дайте мне поговорить с Соней?! Когда этот мудак угрожал ей?! Когда?!
— Не имеет значения. Имеет значения лишь то, что Соня больше не видит в тебе ни мужа, ни защитника. Нет в ней уверенности, что ты справишься или хотя бы как-то прислушаешься.
— Бред. Если бы я узнал… Дайте мне с ней поговорить!
— Хочешь поговорить с Соней? Поговори с моим адвокатом, отправлю тебе его номер завтра.
— Что все это значит?!
— Развод. Раздел имущества. Алименты.
— Какой развод?! Вы о чем?! Небольшая ссора между супругами — обычное дело.
— Какой же ты слепой. Как плохо ты знаешь свою жену, Демид. Надеюсь, тебе хватит мужества развестись спокойно, без ссор и не разводить такую же грязь, какую в свое время развела мать Сони. И, к слову… Когда мужчина хочет завести новые отношения, он сначала должен порвать со старыми. Это будет честно к обеим женщинам. Тем более, к той, которая родила и сделала тебя отцом!
— Вы, кажется, своих выводов сюда приплели немало, Михаил Викторович. Между мной и Леной в настоящем ничего нет и не будет. Моя единственная женщина — это СОНЯ! Ни одна другая. Только она…
— Что ж, тогда придется тебе постараться, чтобы это доказать. Ты очень сильно обидел мою девочку.
— Я хотел бы приехать и увидеться с ней.
— Не раньше, чем она сама подойдет и скажет: «Я хочу увидеться и поговорить с Демидом…» Она тебе звонила. Ты, как всегда, был слишком сильно занят. Занят чем угодно, только не тем, чтобы спасать свою якобы любимую семью. Извини, у меня много работы. Всего хорошего, Демид.
Гудки обрываются. Я продолжаю держать телефон возле уха.
Чудовищное осознание катастрофы обрушивается на меня сверху.
Запоздалое, должно быть.
Апокалипсис в моей семье уже случился, но я понял это только сейчас.
Работать не могу. Не получается.
Предупредив, что сегодня меня не будет, еду домой.
Гоню даже быстрее, чем нужно. Лифт тоже ждать не в состоянии, бегом поднимаюсь по лестнице, задыхаясь.
Возле самой двери настигает безумной надеждой, от которой даже ключи не сразу попадают в замочную скважину.