– Конечно.
– А у меня плащ. Пошли в каюту, возьмём?
– Иди, – улыбнулась Света. – Я не замёрзну.
Алька, громко цокая каблуками, направилась к двери, ведущей с открытой палубы в салон.
Света поёрзала в кресле, устраиваясь. Лёгкий ветер пах водой, мокрым песком и немножечко тиной. Так пахнет только вечером на большой реке. Или на озере. Но никогда – в городе. Света подумала, что за последние месяцы почти возненавидела город. Свой родной маленький городок, где все соседи знают друг друга.
За теплоходом тянулся кильватерный след. У самого борта вода бурлила и пенилась, будто в гигантском котле русалки решили сварить уху, но чем дальше от борта, тем меньше становилось пены, а след превращался в две расходившиеся волны.
Монотонно гудели двигатели. Над палубой кружились и кричали откормленные чайки.
Света подумала, что может сидеть здесь одна до самого вечера. И ни о чём не вспоминать. И ничего не бояться. Здесь, на четырёхпалубном теплоходе, никто не посмотрит на неё с презрением, никто не будет шептаться по углам, бросая косые взгляды в её сторону. А ведь она почти привыкла к этому, хотя сначала ей казалось, что такие взгляды прожигают дыры на коже, а от свистящих шепотков мучительно шумит в ушах и она глохнет. Вот только Алька… Алька вряд ли даст ей забыть обо всём.
Алька выплыла из-за стеклянной двери, запахнула джинсовый плащ и процокала к Свете.
– К кругосветному путешествию готова, – дурашливо отрапортовала она.
– Тогда уж – к кругопалубному, – поправила Света.
На корму выбежал мальчик лет пяти в футболке с пучеглазым медведем на груди и голубых джинсах.
– Мама, – закричал он. – Пошли скорей! Там птички!
Следом появилась кудрявая женщина с коричневой сумочкой в руках.
– Зайка, подожди! – попросила она, лихорадочно роясь в сумке. – Маме нужно убрать важную бумажку!
– А чего её убирать? – хихикнул малыш. – Смотри, как тётя важную бумажку носит!
И показал пухлым пальчиком на Свету с Алькой. Кудрявая обвела девочек непонимающим взглядом и вдруг резко отвернулась. Света услышала короткий сдавленный смешок.
– Зайка, пальцем показывать неприлично! – заявила женщина через минуту чуть хрипловато, взяла сына за руку и потащила вдоль палубы.
– Ну, мам, – заныл малыш, – там птички!
– Это чайки, – проворчала мать. – Они могут тебе испачкать Мишутку.
– Как?
Что ответила кудрявая, девочки уже не услышали.
– Да понятно – как, – проворчала Алька. – Слушай, а что они имели в виду? Ну про бумажку какую-то?
– Не знаю… – начала было Света, но посмотрела на Альку и хмыкнула. – Ты где это подцепила?
– Что? – перепугалась Алька.
– На туфельки посмотри!
Алька оглядела носки туфель – чистёхонькие, блестящие как зеркало.
– Да ты на каблук смотри, на правый, – подсказала Света.
Алька опустилась на скамью и подняла ногу. На каблуке, около самой набойки, был насажен белый листок бумаги.
– Вот гадость! – брезгливо поморщилась Алька и содрала бумажку. – Где тут урна?
– Перед тобой, – показала Света.
Алька скомкала листок и с размаху бросила, целясь в круглое отверстие для мусора. Но порыв ветра подхватил комок, и вместо урны тот полетел на колени к Свете.
– Спасибо, – засмеялась Света и развернула бумажку. – Ты смотри! Это записка! Представляешь, тебе кто-то её прислал, а ты выкидываешь? И даже не прочитала.
Алька недоверчиво прищурилась.
– Ага, прислал! И на каблук насадил!
– На каблук – это ты сама. А он просто положил к двери каюты, например.
Алька наморщила лоб.
– Слушай, а ведь может быть! – согласилась она, подумав. – Только не к двери, а под дверь подсунул. Снаружи-то пол гладкий, а внутри коврик такой, мягонький. Как раз – наступила на листок и… Погоди, а что в записке?
Света округлила глаза:
– Там такое!
– Какое?
– Даже и читать тебе боюсь!
– Издеваешься? – прищурилась Алька.
– Да нет.
Света внезапно помрачнела. Она подумала, что та история, о которой ей не хотелось сегодня вспоминать, началась с такой же глупой шутки. Вдруг у неё просто нет чутья, и она хронически не понимает, когда можно смеяться, а когда из-за шутки может случиться такое, что потом превратится в твой персональный кошмар.
– Там написано: «Приходи в полночь на Солнечную палубу, или никогда меня не увидишь», – прочитала Света.
– Приходи сегодня в полночь на сеновал, – будто про себя пробормотала Алька.
– Что?
– Ну помнишь, в «Формуле любви»?
– А, да, – кивнула Света.
Алька отобрала записку и перечитала сама. В её глазах сверкнуло что-то незнакомое Свете. От этого незнакомого лицо Альки стало чужим и надменным. Как будто рядом со Светой вместо двоюродной сестры, с которой они жили бок о бок сто лет, появилась абсолютно взрослая самоуверенная девица. Или даже не девица, а кукла-манекен с застывшим презрением в ледяных глазах.