— И к ней в голову тоже не смей лезть! — крикнул он.
— Нет-нет, все в порядке, — пробормотала Магьер, зябко передернув плечами, и с трудом сглотнула. — Он просто напомнил мне... напомнил ту прогалину возле Апудалсата. Похоже, что слуги Убада несколько лет следили за моей родной деревней, но он уже давно счел, что в этой слежке нет никакого прока. Когда он узнал, что я сама, по собственной воле направляюсь к нему, вряд ли он успел отправить в Чеместук нового соглядатая... до того как испустил дух.
Она еще раньше рассказала Лисилу обо всем, что произошло тогда на прогалине, и о том, как Малец, обезумев, растерзал старого некроманта, и о гигантских призрачных черных кольцах, которые перекатывались в ночном лесу. Самым пугающим в ее рассказе было, по мнению Лисила, то, в какой ужас — и бешеную ярость — ввергло пса явление этой загадочной сущности. Впрочем, Лисил и сам с тех пор сходил с ума от страха — но только за Магьер.
Сейчас она одарила его косым убийственным взглядом — и полуэльф снова невольно поежился.
— Я была бы тебе крайне благодарна, — начала Магьер тихо, с каждым словом повышая голос, — если бы впредь ты изволил делиться своими гениальными планами со мной!
Прежде чем Лисил успел промямлить очередное оправдание, в стылом воздухе за его спиной разнесся трубный рев. Пограничный стражник, стоявший на городской стене с восточной стороны ворот, еще дважды протрубил в изогнутый серый рог. Рядом с этим человеком стояли еще несколько стражников и двое в светло-голубых сюрко поверх темных шерстяных плащей с капюшонами. Один из этих людей указывал рукой на север.
Зеваки тотчас потянулись к воротам, а стражники вежливо, но настойчиво принялись их отгонять. Лисил решительно двинулся туда же, и спутницы последовали за ним, не отставая ни на шаг. Он выглянул за ворота, но не увидел ничего, кроме все того же безжизненного пейзажа по ту сторону пограничной реки.
— В чем дело? — крикнул он офицерам-стравинцам.
Полковник словно и не услышал его — он вполголоса раздавал приказы, не сводя глаз с опушки дальнего леса. Молодой офицер окинул Лисила изучающим взглядом, должно быть распознав в нем чужеземца. Лисил прекрасно сознавал, что смуглая кожа и раскосые янтарные глаза неизбежно выделяют его из местной толпы, хоть он и упрятал под капюшон заостренные уши и длинные белые волосы.
— Это беженцы, — наконец ответил молодой капитан. — Служобнек Сутцитп сообщили о них еще вчера вечером.
Винн дернула Лисила за край плаща.
— Ничего не понимаю, — пожаловалась она. — Почему он назвал этих людей в плащах «прислужниками»?
Белашкийский язык был широко распространен даже в Стравине, и на местном наречии здесь говорили только жители самых глухих мест да еще аристократы из старинных родов, которые полагали нужным беречь наследие своих предков. Хотя Винн уже успела на удивление неплохо освоить этот язык, в некоторых тонкостях она путалась до сих пор.
— Не прислужники, — пробормотала Магьер. — Сутцитп означает «слуга» или «проповедник».
— Слуги Сострадания, — прибавил Лисил, не скрывая неприязни. — Жрецы.
С его точки зрения, религия была чем-то средним между досадной помехой повседневной жизни и обыкновенной тиранией. В глазах полуэльфа жрецы были те же политики, которые укрывали свои честолюбивые амбиции под нарядными одежками веры и оправдывали свои происки напыщенными словами, приписываемыми какому-нибудь божку. Эти самые «Слуги Сострадания» были по крайней мере самыми безобидными из всей знакомой Лисилу жреческой братии, — хотя он, хоть убей, не мог вспомнить, как зовут их божественного покровителя. Лисил всегда старательно избегал служителей каких бы то ни было религий и сейчас меньше всего был настроен слушать проповеди. Он снова выглянул в распахнутые ворота — и тогда заметил на опушке, среди деревьев какое-то движение.
На луг из леса выскочил человек... женщина. Женщина в серой и невзрачной крестьянской одежде. За ней бежали еще двое, гораздо меньше ростом, и, судя по тому, как они старались не отстать от женщины, это были дети, ее дети. За ними выскочили на луг еще двое ребятишек, постарше, — мальчик и девочка, которая сразу прибавила ходу и обогнала всех остальных.
Молодой офицер сделал было шаг к воротам... но тут полковник с силой ухватил его за плечо и рванул назад.
— Капитан, я запрещаю переходить границу!
Рослый капитан рывком высвободился.
— Сударь... полковник, я больше не могу только стоять и смотреть, чем это закончится!
Пожилой полковник вытянулся, едва не приподнявшись на цыпочки, и прорычал в лицо своему подчиненному:
— На юге уже воюют, и я не дам тебе развязать войну на севере! Не в первый раз все это происходит и не в последний, так что прикуси язык и терпи! Пока беженцы не пересекут границу, мы не имеем права вмешиваться!
— Во что вмешиваться? — спросила Магьер.
Полковник и ее точно не заметил, но капитан услышал и обернулся. Его длинное узкое лицо, раскрасневшееся от холода, словно окаменело — немало, видно, сил стоило ему молчать и выполнять приказ своего командира. Лисил заметил, что левое веко капитана дергается... а затем капитан отвернулся и что-то отрывисто скомандовал стражникам, собравшимся у ворот.
Лисил видел, как из леса выбегают на луг все новые и новые люди. В юности, во времена его жизни в Войнордах, ему не раз доводилось видеть людей, которые стремились к лучшей жизни. Не раз он вынужден был вставать у них на пути и отбирать не только мечты, но и саму жизнь. Как бы он ни сострадал этим несчастным, он неизменно исполнял то, что приказывал Дармут... потому что во власти Дармута были его отец и мать. Они... да и он по воле своего господина и повелителя сотворили немало такого, что и до сих пор, спустя много лет, являлось ему в кошмарах.
— Лисил, что здесь происходит? — спросила Магьер. Из леса, преследуя по пятам беженцев, вылетел первый всадник.
— Резня, — прошептал Лисил. — Резня.
Малец не сводил глаз со сцены, которая разворачивалась на лугу. Погоня. Среди спасавшихся бегством крестьян были двое мужчин — они бежали последними, остальные — женщины и дети. Мальчик и девочка постарше обогнали всех и мчались впереди. Пятеро всадников, вынырнувших из леса, неумолимо настигали добычу. Все они были в плотных кожаных куртках и кольчугах, щиты привешены к седлам, в руках — палицы с длинной рукоятью и узким железным навершием.
В распахнутые городские ворота ворвался ледяной ветер.
Порыв ветра хлестнул Мальца по глазам, взъерошил шерсть на морде. Пес зажмурился на миг, вздрогнул, и дух его затрепетал, внимая беззвучному посланию. Порывом стылого ветра обращались к Мальцу его истинные сородичи — стихийные духи.
Не вмешивайся! Происшествие сие никоим образом не касается твоей миссии.
Нет, касается! Или же мы охранили одну от Врага, — Малец мельком глянул на Магьер, затем на Лисила, — для того лишь, чтобы предать другого во власть его прошлого?
Лисил стоял неподвижно, не сводя глаз с луга по ту сторону границы. Ветер бесцеремонно сорвал с него капюшон, и теперь длинные пряди белых волос, извиваясь, хлестали его по лицу.
Ежели должно сие случиться, то так тому и быть. Главнее всего для нас — дитя мертвеца.
Вдалеке, на лугу всадник, что скакал впереди, перевернул палицу — и торцом ее ударил по спине одного из бегущих мужчин. Тот без звука свалился в траву и исчез из виду.
Малец зарычал сквозь стиснутые зубы, но рычание заглушили крики, со всех сторон раздававшиеся в толпе, которая собралась у ворот. Взбудораженный, он завертелся на месте, а затем уставился на лицо Лисила — окаменевшее, с неподвижным, остановившимся взглядом. Разум Мальца тотчас уловил воспоминание, которое всплыло из памяти его спутника. Жгучая волна стыда и раскаяния, которые терзали полуэльфа, окатила и Мальца, и на миг он увидел — глазами самого Лисила — сцену из его давнего прошлого.