Тянула, все откладывала побег, вот и дооткладывалась. На свою голову. Солнечным утром, когда настороженный лес впитывал влагу после ночного дождя, ничто не предвещало беды. Пели птицы, надрывались сверчки в траве – кто бы мог подумать, что этот день станет последним днем ее свободы.
Мирон перехватил Киру на мостике у ручья. Она несла обед для названных братьев на дальний выпас. Здоровенный темноволосый мужчина слегка за тридцать сжал ей предплечье. И, играя бицепсами на обнаженной по плечо руке, проникновенно заглянул ей в глаза.
– Сегодня в мой дом переедешь, – тоном, не терпящим возражений, сказал он. В карих глазах тлела похоть. Неприятная усмешка кривила чисто выбритое лицо. – С твоей родней я договорился. Много за тебя не попросят.
– Руку пусти, – сквозь зубы попросила она. – Больно.
– Вот это больно? – Мирон сжал ее предплечье до хруста. – Ты еще боли не знаешь. Но будешь характер показывать – узнаешь. Обещаю. Что было с Марицей помнишь?
Бывшая жена Мирона была ненамного старше Киры. Поговаривали, что побои свели ее в могилу. Но Лерка, одна из названных сестер, в темноте вечерней бани рассказывала более страшные вещи. Будто однажды на реке она случайно увидела голую Марицу и обомлела. Да, синяков было много – и свежих, и отдающих желтизной. На щиколотках и запястьях виднелись застарелые рубцы. Однако более всего впечатляли следы от ожогов и длинные порезы, на которых коростами запеклась кровь. Подобные разговоры велись тихо. Кто станет указывать главе клана Верховцевых? На острове царили патриархальные нравы и тон задавал тот, кто сильнее.
– Хочешь и меня в могилу загнать? – тихо спросил Кира. – Как Марицу?
– Будешь хорошо себя вести – поживешь.
Кира промолчала. Чуть позже, когда Мирон скрылся в лесу, она закатала рукав футболки и разглядела отметины, оставленные железными пальцами.
И после такой «теплой» встречи какой черт ее дернул вернуться? Обошлась бы как-нибудь без вещей. И медальон – к чему носить напоминание о том, кто навеки поселился в сердце? Нужно было бежать прямиком в Гиблую лагуну, отвязывать лодку и грести, грести до изнеможения. А потом, как известно, все течения ведут в затопленный город. Ищи ее свищи среди многочисленных островов-небоскребов!
Вместо этого девушка вернулась, неслышной тенью (как ей показалось) скользнула в баню. Метнулась в угол, присела на корточки, отрывая доску от пола. И в то же мгновенье в перестук сердца, шумом отдающийся в ушах, вклинились негромкие голоса, прозвучавшие за спиной.
– Это ищешь, девушка?
– Да рюкзачок свой заныканный. Чего ей еще там искать?
Кира обмерла. Не оглядываясь, она знала, что там, у входа, вальяжно расставив ноги, стоит Тимур, держа в руках ее рюкзак, а рядом, выглядывая из-за его плеча, злорадно ухмыляется Лерка. Та еще гадина.
4
«Редкий вид казни существовал в древней Руси, на который обрекали пойманных за побег крепостных. Человеку, соблюдая осторожность, чтобы он не умер от потери крови, надрезали живот и доставали толстый кишечник. Затем прибивали его конец к дереву и заставляли преступника ходить по кругу. До тех пор, пока он не отдавал Богу душу.
Волны подмывали низкий берег, оголяя корни деревьев. Закатное солнце красило багрянцем мокрые, вылизанные приливом до блеска ветви, лишенные листвы. Крутой песчаный откос, занавешенный сетью переплетенных лиан, бороздили глубокие норы.
Из темноты углубления высунулась черная, лоснящаяся морда с круглыми, немигающими глазами. Помогая себе когтистыми лапами, тварь выбралась из логова. Она пригнула голову, принюхиваясь к ветру, который принес прилив. Что-то встревожило чудовище. Тварь осторожно подалась вперед, выверяя каждое движение. Слишком светло для охоты, но голод не стал ждать наступления ночи. Широкая пасть, полная острых зубов, приоткрылась, впуская внутрь воздух. Пахло свежей кровью. Однако будоражащий аромат перебивал отвратительный запах, к природе не имеющий отношения. Добыча, испускавшая столь противоречивые запахи, лежала на отмели лицом вниз. Тварь утробно рыкнула, опустив морду к самому песку.
Человек. Худшее из того, что могла приготовить сегодняшняя ночь. Двуногие крайне опасные существа, особенно когда пускают в ход стальные когти и молнии, прожигающие насквозь. Лоснящуюся шкуру пробила дрожь. Тварь помнила, как это было. Память сохранила боль, мучительно долго заживляющую две раны в боку.