— Я порвал с Дианой.
Я приподнимаю бровь.
Сердечко у меня, естественно, от такой новости аж подпрыгивает, но мозгами, которые мне мама мастерски прочистила истерикой, я понимаю, что радоваться тут нечему.
Диане можно даже посочувствовать.
Нарвалась на мужика, у которого явные проблемы в отношениях с бывшей женой, а дети у него — те еще ревнивые монстрики.
— Мне тебе медаль повесить? — я не хотела, но у меня опять вышел ехидный вопрос. Недовольно цыкаю и откидываюсь на спинку стула. — Это твое решение.
— Я к тому, что я тут сижу свободным мужчиной, — обнажает зубы в улыбке, а затем он закрывает глаза и выдыхает. — Я не это хотел сказать.
Хмурюсь и жду, когда Герман разродится на те слова, которые он хотел сказать, но что-то не торопится.
— Да ты издеваешься, — откладываю розовый рукав. — Ты пришел, чтобы мне тут мешать своим загадочным молчанием?
— Я тебе мешаю?
— Да! — встаю и подаюсь в его сторону, опершись руками о столешницу. — Прости, что тут не фонтанирую радостью, что ты решил навестить меня с охренительной новостью, что ты выпнул Диану.
— Я тут сидел минут пятнадцать и не мешал тебе, между прочим, — пожимает плечами.
— Пятнадцать минут?!
— Да, примерно, — смотрит на наручные часы, одернув край пиджака, а потом поднимает взгляд. — Над чем ты трудишься?
У меня брови ползут на лоб, и недоуменно сдуваю локон со лба.
Я не понимаю Германа.
То он зажимает меня по углам с горячим шепотом, каким он будет тираном, а потом приходит и спрашивает, что я тут интересненького делаю.
— Тебе какое дело?
Молчание, и по лицу Германа пробегает тень.
Это что еще было?
Злость и обида, что я не спешу делиться тем, что его в последнее время не особо интересовало?
Прикрывался словами “ты у меня такая талантливая”, “такая умничка”, “много работаешь”, а за ними не было ничего кроме скуки, а потом комплименты вообще становились сомнительными
— Опять моя пчелка за юбочками сидит? Про мужа не забыла? — и чмок в щеку.
Щурюсь.
— Такое дело, что мне интересно, — невесело отзывается Герман.
— Интересно, за какой тряпкой я опять спряталась от тебя? — предушадываю его мысли. — Так?
— Нет.
Всматриваюсь в его глаза, в которых ищу снисходительную издевку, но вижу кроме мрачной решительности еще и любопытство.
Неужели ему правда интересно?
— Расскажешь, нет? — говорит он. — Что ты шьешь такое розовое?
Может, нам лучше поскандалить, а еще я имею право сейчас вызвать охрану, которая выпроводит Германа из моего ателье, в котором я на пару часов хочу найти утешение.
— И ты вроде не носишь розовое, — задумчиво продолжает Герман. — Или ты меняешь стиль?
У меня же не выйдет затыкать его булавками до смерти. Медленно выдыхаю через нос.
— Фиса, я серьезно. Мне любопытно.
Выдвигаю ящик под столешницей и среди вороха ярких эскизов выхватываю рисунок девочки в розовых курточке и штанишках. На капюшоне — кошачьи ушки с белой опушкой.
В начале зимы Афинка побудет у меня розовым котенком. Я еще планирую сшить рукавички, к которым пришью выпуклые нашивки в форме кошачьих подушечек на лапах.
Рукавички нарисован сбоку девочки в нескольких ракурсах.
— Вот, — сердито протягиваю эскиз. — Посмотри и вали уже.
Герман встает, подходит к столу и аккуратно вытягивает лист, пристально глядя мне в глаза:
— Я еще хотел кое-что сказать.
— Что? — раздраженно спрашиваю я.
— Ты мило морщишь нос, когда булавки втыкаешь в ткань.
Моментально краснею, и непонятно, от смущения или злости. Наверное, по большей части от смущения.
Я знаю, что когда я в потоке, я выгляжу не как одухотворенная красавица. Не-а. Я морщу нос, прищелкиваю языком, корчу рожицы и мычу под нос.
Герман опускает взгляд на мой эскиз. Пристально и задумчиво рассматривает его около минуты, и вновь смотрит на меня:
— Это для Афинки?
— Да, — тихо отвечаю я.
— А ты готова к тому….
— К чему? — перебиваю я Германа, намекая, что мне сейчас критика от него не нужна.
Я точно воткну булавку в него. Только надо решить, куда.
— Что все вокруг будут плакать от умиления, — отвечает Герман. — Ладно, я точно пущу слезу,а если она еще неожиданно мяукнет…
— А на штанишках будет съемный хвостик на кнопочке, — приподнимаю я подбородок. — Я еще такой же комплект сошью и для ее куклы, чтобы вообще всех на части порвать.
Глава 59. Любил неправильно
— Тебе бы тоже тогда не помешали ушки, — Герман смотрит на меня не моргая. — Раз Афинка — котенок, то ты у нас мама-кошка.