«До свидания, Хиро…»
Она все чувствовала.
– Боги, что со мной происходит?
3
Первая и единственная причина
Во сне Юкико видела охваченные огнем броненосцы.
Золотой трон и юношу с глазами цвета моря.
Он улыбался ей.
Днем ей было некогда. Она навещала Кина в лазарете. Обсуждала с советом Кагэ атаку броненосцев. Потом – свадьбу Хиро. Переживала из-за смерти маленьких теплых существ, которые разбились о стены ее спальни. С вялостью уверяла, что с ней всё порядке. Ловила недоверчивые взгляды.
Боль в голове росла и множилась с каждым днем – мысли существ из дикой природы проникали всё дальше, впиваясь всё глубже острыми занозами. Но каждую ночь она останавливала это, приложившись к бутылке саке в попытке притупить боль, приглушить звуки. Обжигающий глоток действовал как удар тупым предметом, сбивал ее с ног, погружая в прекрасное бесчувствие, в милосердную бархатную тишину.
Она сидела с бутылкой в руках, борясь с желанием швырнуть ее в стену. Посмотреть, как она разлетится на тысячу осколков, разрушить то, что не подлежит ремонту.
Разрушить.
Буруу беспокоился из-за постоянного белого шума у нее в голове. Но если он и думал о ней меньше, наблюдая, как каждое утро ее рвет мутной жижей, в его мыслях она этого не ощущала.
Когда на третий день она поднялась с первыми лучами солнца, боль снова факелом вспыхнула у нее в голове, словно старая подружка широко распахнула объятия. В пустом желудке плескалась муть от выпитого спиртного, и похмелье дрожащими пальцами впилось в череп до самых костяшек. За завтраком Юкико сидела вместе с остальными жителями деревни, избегая встречаться глазами с настороженным взглядом Даичи и глотая собственную желчь, словно лекарство. Был почти полдень, когда она добралась до лазарета и спросила Старую Мари, как чувствует себя Кин и можно ли ему прогуляться.
Она слишком долго откладывала это.
Кладбище находилось на тихой поляне, охраняемой вековыми деревьями суги. Вокруг искрами вспыхивали сотни крошечных жизней. Жар и пульс Буруу рядом с ней были настолько сильны, что вызывали тошноту. Из-за воспаленных глаз и пульсирующей боли в голове лес показался ей размытым пятном. Она вспомнила, как саке помогло ей, когда Даичи сжигал татуировку – тогда она впала в забвение. Она вспомнила отца, утопившего свой дар в спиртном и дыму.
Не хочу, чтобы со мной так произошло.
Вздох.
Просто мне сейчас нужно.
Она посмотрела на знак у своих ног – его имя, высеченное на могильной плите.
Думаю, с каждым днем я все больше и больше понимаю тебя, отец.
Во рту было сухо и ощущался вкус пепла, язык едва ворочался. Кеннинг горел в сознании, а перед глазами стояла картина с десятками маленьких переломанных тел, разбросанных по дереву, которым была отделана ее комната. Сквозь увядающую зелень со стоном прорывался ветер, Бог грома Райдзин стучал в барабаны, с неба сыпался легкий дождь. В алтаре тлели благовония, устремляясь к небу тонкой струйкой.
– Хочешь, поговорим об этом?
Кин стоял неподалеку, глядя на нее блестящими, как сталь, глазами, по ресницам стекали капли дождя. На нем были серая куртка и штаны, свежие повязки на руках и ногах, а на шее и подбородке виднелись старые шрамы от ожогов. Юкико заметила, как он изменился за время своего побега из Кигена – похудел, возмужал, загорел до черноты. Его когда-то выбритый череп теперь покрывала темная щетина. Короткие рукава куртки не скрывали крепкой мускулатуры и странных металлических штыков на его теле. Юкико вспомнила, как стаскивала атмоскафандр, когда Кин чуть не сгорел, как выдергивала из его тела черные извилистые кабели, осклабившиеся штекерами. Сейчас от его атмоскафандра остался только медный пояс, набитый различными инструментами и приборами – единственное, что он оставил себе от металлической кожи, которую носил бо́льшую часть своей жизни.
– Нет, – ответила она. – Спасибо.
– Твой отец любил тебя, Юкико. И знал, что и ты любила его.
– Этим его не вернуть.
– Не вернуть. Но ты можешь сделать так, чтобы его смерть была не напрасна.
– Кин, я же сказала, что не хочу об этом говорить. Пожалуйста…
Он закусил губу, глядя в землю.
– Ты кажешься… какой-то другой. Ты изменилась. То, что вы сделали с этими неболётами…
– И об этом я тоже не хочу говорить.
Она опустилась на колени возле могилы отца и вцепилась пальцами в землю. Грязь на бледной коже, капли дождя, стекающие по щекам вместо слез – ей бы поплакать. Она видела лицо Йоритомо, его глаза, прищурившиеся в прицеле железомёта, слышала его голос, звучавший у нее в голове.