Следуя указателям, иду к терминалу посадки. Встаю в длинную очередь.
Когда передо мной остается всего три человека, к горлу резко подкатывает тошнота. Чертова паста, зачем я ее только съела!
Оборачиваюсь, туалет близко. Бегу туда, влетаю в первую свободную кабинку и извергаю все съеденное. Долго пытаюсь отдышаться, пока не становится немного легче. Достаю влажные салфетки, вытираю губы. Выхожу, смотрюсь в зеркало. Бледная, глаза огромные. Поправляю слегка потекшую тушь.
Глубоко вдыхаю, собираюсь с духом, выхожу. И вдруг натыкаюсь взглядом на Сергея.
Боже, он все же нашел меня! Паника и ужас захлестывают мгновенно, ноги становятся ватными.
Он смотрит прямо на меня горящим взглядом, поза агрессивная, губы поджаты. Сергей явно зол.
Делает шаг ко мне, я отступаю назад, оглядываюсь. Между нами метра три.
– Не вздумай бежать, – цедит он сквозь зубы. – Нам нужно поговорить.
– Нам не о чем разговаривать! – голос ломается.
– Зато мне есть, что тебе сказать!
– Оставь эти разговоры для любовницы, – вздергиваю подбородок.
– Об этом мы тоже поговорим, но потом. Сейчас важно другое!
Делает еще шаг ко мне, я отскакиваю.
– Лиза, ты что, меня боишься? – вдруг замирает он.
– Сережа…, – пытаюсь подобрать какие-то слова, но их нет. Я ничего не понимаю. Нервно оглядываюсь на терминал, где заканчивается посадка на мой рейс.
Вдруг из-за угла выворачивают двое людей в форме, останавливаются позади моего мужа.
– Туманов Сергей Леонидович? – обращаются они к нему.
И пока муж оборачивается, я несусь в сторону терминала.
– Лиза, стой, – бросается он ко мне, но люди в форме мгновенно хватают его, пытаясь заломить руки. – Лиза! – зовет меня муж, вырывается из захвата, бьет полицейского кулаком в челюсть, но второй сбивает Сергея с ног, ему заламывают руки, гремят наручники.
Я же с ужасом взираю на эту картину.
Мне страшно и душа болит за Сергея. Он ведь еще не стал для меня чужим, сердце по привычке отзывается. У него сейчас такие раненые больные глаза, и я четко вижу, что его губы шепчут “Прости!”
Но я не прощу! Приоритеты теперь у меня другие! Я четко понимаю, что оставшись, буду под ударом. Я должна думать сейчас только ребенке, о котором он, надеюсь, никогда не узнает!
Бросаю последний взгляд на Сергея, отрицательно качая головой. Надеюсь, он все поймет!
Разворачиваюсь и иду к самолету, который должен унести меня в новую жизнь!
Глава 7.
– Соня! Нет! – бегу к дочери, пытаясь предотвратить катастрофу.
Конечно же, не успеваю. Соня умудряется вытащить кисточку из баночки жёлтой краски и смачно ею мазнуть себе по уху.
– Ну, Соня! – приседаю перед ней расстроено.
Краска растеклась по столику, и сейчас жирными каплями падает на пол. Пытаюсь отобрать кисточку у маленькой шкодины, но она не отдаёт.
– Дя-дя-дя! – требовательно хмурится, пряча кисть за спину, пачкая ещё и кофточку, отползает от меня, садится и пытается откусить кусочек кисти.
– Соня, это ка-ка! Нельзя в рот! – перехватываю её ручку прежде, чем краска попадает на её губёшки.
– Дя-дя-дя! – капризно.
– Доченька, милая, почему ты поспала так мало, – хнычу я, поднимая малышку на руки.
Я должна была успеть дорисовать картину. Мне её завтра отдавать заказчику, а там ещё столько всего не доделано!
Но планировать что-то, когда у тебя маленький ребёнок – бесполезно!
Соня лучше знает, когда маме нужно работать, а когда заниматься моим главным сокровищем – ею!
Кое-как забираю кисть из цепких пальчиков, Соня начинает обиженно всхлипывать, а потом и вовсе рыдает в голос, пока я отмываю её от краски.
– Ну всё, маленькая моя, не плачь, мама больше не будет бросать свои баночки без присмотра, обещаю, – поглаживаю мою крошку по голове.
Даю ей в руки резиновый прорезыватель для зубов, прикусывает, жалобно всхлипывает.
Ох уж эти зубки, когда они уже вылезут!
Понимаю, что мы только в начале этого сложного пути. Пробую лобик малышки – горячий. Опять температура.
Меряю, тридцать семь и пять, не критично, но теперь понятно, почему Соня капризничает и кушать отказывается.
Грудь распирает от молока, но малышка упрямо отворачивается.
Придётся опять сцеживать, а потом кормить её из бутылки. Хотя Соне уже одиннадцать месяцев, а я планировала после года отучать её от груди. Вот, возможно, придётся сделать это раньше.
Как будто услышав мои крамольные мысли, дочь пытается задрать вверх мою домашнюю футболку.
– Что, жалко отдавать? – смеюсь я.