Со вздохом прижимает пальцы к вискам и медленно их массирует, а после смотритна наручные часы, одернув рукав пиджака.
— Время, Люб. Вас со Светой ждут цветочки.
— Я в курсе, — несколько секунд молчу, а затем с тихой горечью продолжаю, — значит, ты котцу пошел каяться, да? Не к жене, а к отцу.
— не вижу в этом проблемы, — пожимает плечами и не оглядывается на меня. — Он и о твоей беременности от меня тоже первым узнал.
Я задыхаюсь от возмущения. Вот как? Поставил меня на один уровень с мерзавкой, которая спала с женатым парнем?
— Я не была любовницей! — я почти кричу.
— Но для моего отца ты все же была проблемой, — вот тут он разворачивается ко мне боком.
Закидывает ногу на ногу. — Надо сказать, что уже Кристина его не так сильно удивила и возмутила, как мое решение жениться и послать его с Америкой в пешее эротическое.
— А лучше бы ты тогда был послушным сыночком и свалил! — рявкаю я.
— А тебя послал на аборт? — вскидывает бровь. — Даже не так. Послал на аборт и позволил бы отцу этот момент жестко проконтролировать. Да? О, не делай такие глаза, Люба, ты прекрасно знала, что мой отец был, мягко скажем, недоволен нами.
Знала, конечно.
И я помню лицо Алексея Романовича на нашей свадьбе и то, что его тост за счастье молодых был самым коротким.
Лично он мне ничего не высказывал, но я чувствовала его разочарование, злость и недовольство сыном, которому удалось отстоять свое право быть со мной.
Молодым и глупым.
— Тебе пора, Люба, — Богдан немного прищуривается. — Света будет тебя ждать, и она точно обидится, если ты решишь не прийти. Она стала более эмоциональной, ты не заметила? Это у нее от тебя, — взгляда не отводит, — тебя тоже на ранних сроках накрывало.
— Я хочу, чтобы ты ушел… Проваливай…
У меня отключается мозг под волной жалости к себе. Всхлипываю:
— Уходи… Оставь меня.
В его кармане коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении.
Богдан выхватывает телефон, мельком смотрит на экран и встает:
— Люба, ты умная женщина и должна все сама понимать, — прячет телефон обратно в карман. —
Ты сейчас нужна нашей дочери, у которой впереди важное и красивое событие в жизни.
Имею ли я право испортить ее радость, ее предвкушение счастливой семейной жизни своими слезами и криками, что ее отец, который должен будет станцевать с ней белый танец, обманщик и негодяй?
— Люб, — подходит ко мне и касается моего лица пальцами, — ты моя жена и, как ты сама любила говорить, жена — это не только любимая девочка, которой приятно покупать белую норковую шубку, но и партнер, который правильно оценивает риски.
Я задерживаю дыхание.
Говорила, да, но это не относилось к его связи на стороне и внебрачной дочери.
— И что еще? — задумывается ненадолго и говорит. — Что все имеет свою цену.
Это и тебя сейчас тоже касается, и я надеюсь, что ты все же поедешь на встречу с флористом и вы со Светой наконец выберите эти чертовы цветы.
Глава 11. Я тебя очень прошу, Люба
— Как ты ловко уходишь сейчас от разговора, — семеню за Богданом. — И что?
Едешь к дочурке и любимке на стороне?
Богдан разворачивается ко мне, и я пугаюсь его лица. Бледное, резкое, будто его голову грубо вытесали из мрамора, глаза горят, а на лбу венка пульсирует.
Отчитываюсь в страхе, что он может меня сейчас ударить, настолько от него на меня рвануло агрессией.
— У нас сейчас с тобой разговора не выйдет, — отрезает каждый слог, — ты это, что, не понимаешь? — повышает голос, — не видишь?
Вижу.
Вижу то, чего раньше не видела в Богдане. Злобный оскал белых ровных зубов, испарину на лбу.
— Я тебя очень прошу, Люба, сейчас пойти наверх, надеть какое-нибудь новое красивое платье, привести в порядок и поехать к нашей дочери, — выдыхает через нос, и его крылья носа с угрозой вздрагивают. Голос становится тише. — У тебя сейчас своя задача, а у меня своя.
Страх перед Богданом расползается в груди черной паутиной, будто я вижу перед собой не любимого мужа, а врага.
Мой нос, видимо, улавливает в воздухе не только терпкий дорогой парфюм, но и запах ярости, которую Богдан плохо контролирует сейчас.
Похожее состояние у меня было, когда я в деревне у бабушки столкнулась с соседским быком. Он сбежал из загона, а я на полянке недалеко от коровника плету венок из одуванчиков.
Когда взбешенный бык появился у коровника, я тоже вся оцепенела и почуяла, что ‘рогатый великан не расположен к дружбе и улыбкам. И что я сделала?
Я поняла, что бык не должен заметить меня, а иначе быть беде. Я медленно легла в высокую траву и замерла.