В кафе людей немного.
Кафе почти пустое, а мы сели у окна в конце зала. Иногда я выпадаю из реальности, разглядывая абстрактные картины на стенах у барной стойки. В голове только один вопрос: Почему?
Делаю глоток ромашкового чая и замечаю, как на парковку перед кафе заезжает гелик Богдана.
— Мы, что, тут уже два часа? — спрашиваю я.
— Даже чуть больше, — бубнит Света, запихивая в себя ложку с куском торта. — Блин, торт тоже классный, — придвигает мне тарелку с бисквитным десертом, — попробуй. Чистый кайф.
Я рассеянно киваю и вновь перевожу взгляд на машину Богдана, крепко стискиваю в руках чашку чая.
Богдан энергично выскакивает из авто, придерживая у уха телефон. Хмурится, что-то наговаривая в смартфон мрачной рожей. Одергивает пиджак.
— О, папа, приехал, — Света погружает ложку в торт, — злой какой-то.
Прячет телефон в карман. Мы его не слышим, но мне кажется, что я чувствую его разъяренный рык в груди.
Я жду, что он сейчас пнет колесо, но он затягивает галстук и широким шагам направляется к крыльцу кафе.
Света вскидывает руку, привлекая внимание молодой рыженькой официантке:
— А можно еще одну чашку для чая? И давайте еще…ммм… кусочек шоколадного счастья, —
косится на меня и шепчет, — надо папу задобрить.
Глава 15. Ты не дура, Люб
Обреченно наблюдаю, как Богдан входит в двери кафе. Высокий, широкоплечий и строгий.
Бариста у кофемашины с его появлением даже втягивает голову в плечи, ‘будто не хочет, чтобы его заметили.
А официант у двери с подносом в руках отступает с его пути с тихим и напряженным:
— Здравствуйте.
Сейчас я смотрю на мужа, как не на родного и близкого человека, в котором вижу любовь и нежность.
Я смотрю на него сейчас, как на чужого человека. Как на незнакомца.
Мы же с ним выросли, и я упускала из вида, что он такой большой, высокий и мрачный. С
тяжелым взглядом и размашистым напряженным шагом.
И во мне вспыхивает искорка страха, потому что я сейчас вижу моего мужа без идеализации влюбленной дурочки, которая воспринимала своего мужа сначала как любимого мальчика, а потом как сытого домашнего и ласкового котика.
Нифига он не котик. И давно уже не мальчик.
Только я как-то упустила этот момент.
— Пап! — Света оглядывается и поднимает руку. — Мы тут!
Богдан кивает в ответ.
С каждым новым его шагом я все больше хочу вскочить с диванчика, обитого, мягким велюром, и бежать без оглядки.
Но я не бегу.
Я делаю глоток остывшего чая, а Богдан уже у нашего столика.
— Привет, моя хорошая, — наклоняется к Свете и целует ее в щеку, а после отстраняется и настороженно всматривается в заплаканные глаза.
Хмурится.
— Ты плакала?
На виске тут же проступает пульсирующая венка.
— Да, — Света шмыгает, — мама довела.
Богдан кидает на меня напряженный взгляд, и я в нем успеваю уловить вспышку гнева, которая быстро тухнет.
Он же не идиот. Если бы я все разболтала, то разговор с дочерью прошел иначе.
— Помнишь, как мы с Аркашей вам завтрак готовили?
У меня опять сердце сжимается и не разжимается обратно, будто застыло перед громким ударом.
Богдан вновь смотрит на Свету и шепчет:
— То королевский бутерброд?
— Да, — по щеке Светы катится слеза, а я задерживаю дыхание.
— Помню, — Богдан смахивает слезу с щеки Светы, — конечно, помню, — целует в лоб.
Задерживает губы на ее коже, на пару секунд прикрыв глаза.
Какой любящий отец. Смотрю на его игру, и почти верю в нее, потому внутри все переворачивается от тоски по прошлому, в котором я была счастлива.
— Все, я успокилась, — сипит Света.
Я жду, что Богдан сядет со Светой, но он опускается на диван рядом со мной. Мягко приобнимает и целует в висок.
Когда его теплые и сухие губы касаются меня, я на мгновение будто обращаюсь в камень, который затем идет глубокими трещинам отвращения и злобы.
Как он смеет?
— Привет, милая, — его шепот обжигает ухо, а терпкий древесный парфюм душит.
— Как ты себя чувствуешь?
Он все еще обнимает меня, и я чувствую тепло его тела. Нет. Я бы сказала, что я чувствую жар его тела.
— Хорошо, — сдавленно отвечаю я и затем разворачиваюсь к нему, чтобы заглянуть в его лживые глаза, — а ты как?
Может, сыграть в его игру, чтобы узнать, какой он на самом деле?
Да и выбора у меня сейчас нет.
Пинок. Кладу руку на живот, и Богдан накрывает мою ладонь своей. Взгляда не отводит, мерзавец.