Кристина наигранно всхлипывает и выпускает из себя слезы с громкими причитаниями. Встает с дивана и кидается к Доминике с хриплыми и истеричными словами:
— Доченька моя, милая моя.
Но она получает отпор. Доминика от нее отбивается, отскакивает в сторону и в ненависти смотрит на Богдан:
— Ты оставил меня!
— Да, — Богдан принимает ее ярость со спокойствием, в котором я чувствую штиль перед бурей,
— я выбрал не тебя.
— Других... — хрипит Доминика и с ее подбородка срываются слезы. Щеки покраснели. — Других детей... Не меня.
— Да. Не тебя, — честно отвечает Богдан. — Я повторяю. Я не горжусь этим, но таков был мой выбор.
Кристина с воем оседает на пол, а мне тошно от ее слез. Для нее этот сложный и надрывный разговор - возможность перетянуть одеяло на себя. Вместе с Доминикой должны пожалеть и ее, но мне вот ее не жаль.
Она тоже сделала свой выбор, который сейчас бьет по ее дочери отбойным молотком.
— Если бы ты... — Доминика сжимает кулаки и судорожно выдыхает на грани истерики, — бы ты узнал раньше.
— То настоял бы об аборте.
Так нельзя. Нельзя. Эти слова с Доминикой останутся навсегда до самой ее старости. Вся ее жизнь теперь пройдет с осознанием того, что ее не ждали, не хотели и что она — ошибка.
Конечно, это правда, но эта правда может ее убить. Уничтожить. Ни Кристина, которая воет сейчас в подлокотник дивана, ни Богдан, который за эти годы превратился в чудовище с ледяным сердцем, не понимают, что мы подвели Доминику к той черте, за которой ее ждет обрыв.
Ее надо спасать.
Я четко осознаю, что если кто сейчас и спасет Доминику, то это буду только я.
Пузатая лохушка должна сейчас сделать свой выбор.
И спасать ее придется не сюсюканьем, что все будет хорошо, и не словами, что взрослые ошибаются и ведут себя, как последние сволочи, а ей надо их понять и простить.
Нет.
— У многих твоих сверстников нет того, что есть у тебя, — Богдан продолжает закапывать
Доминику глубже и глубже, — или ты хочешь все это потерять?
— Хватит, — убираю руки от лица. Я так и не смогла выдавить из себя ни слезинки.
Смотрю на Богдана в темной тоске. — Наши дети должны знать правду. Узнать правду о
Доминике.
Глава 41. Я не боюсь
Я — единственная, кто не боится Доминику и кто принимает решение не скрывать ее. Он а для меня — не орудие шантажа и обогащения, и не ошибка, которую я совершила по глупости, а после мой личный позор.
Она — для меня девочка.
Она — для меня ребенок, который взбунтовался. Пусть и по науськиванию моего отца, который тоже увидел в Доминике возможность нагнуть Богдана.
Я не хочу ее использовать.
Я не боюсь
И подтверждаю ее факт существования и факт того, что о ней должны узнать.
Она — человек.
Богдан смотрит на меня уже минуту в гнетущем молчании.
Кристина прижала пальцы к губам и не понимает, что ей играть дальше. Я ее явно озадачила.
Возможно, она боится, что с моим предложением она потеряет дотации со стороны Богдана.
А я считаю, что пора рвать этот порочный круг лжи, недомолвок и игры в порядочную семью без проблем и ссор.
Доминика медленно моргает. Она испугалась моего предложения. Слезы остановились, но ее еще трясет, а я на нее смотрю и не боюсь.
При первой встрече она отправила меня в нокаут, потому что я была уверена в том, что живу в сказке, а сама я — красавица-принцесса, которая имеет право падать в ‘обморок при любом удобном случае.
Не имеет.
И жизнь — не сказка.
Доминика переводит взгляд на Богдана в ожидании того, что он сейчас вмешается и заявит, что мне надо заткнуться и что живем по старому сценарию, но ее папочка продолжает на меня смотреть, будто в первый раз видит.
Я своего мужа ввела в транс своей тихой решительностью.
Во мне больше нет страха и стыда за то, что я жила в иллюзии счастливой семьи столько лет, и покрывать грехи Богдана перед нашими детьми я не хочу.
Наши дети должны знать правду.
Да, она горькая и ядовитая, но они уже не малыши, и должны сделать свои выводы об этой жизни.
И в этой правде я уже не буду слабой и несчастной женщиной, которую надо пожалеть и с которой нужно быть против отца.
Будет правда без эмоций.
Факты о жизни Богдана и хороший урок того, какую цену платят за ложь и желание прикрыть свой эгоизм оправданиями “я хотел сохранить семью” и “я выбрал тебя”.
— Я хочу еще раз посмотреть на те фотографии, Доминика, — вздыхаю я, нарушая гнетущую тишину, — они ведь фальшивка? Ты меня на понт взяла, да?
Доминика отступает к креслу и садится на самый краешек, зажав ладони между коленями.
— Я думаю, этого достаточно, — Богдан, наконец, выныривает из транса и зло встает на ноги.
Он выдыхает через ноздри, а на виске раздувается венка гнева. Глаза — ледяные.
Подходит ко мне и, придерживая меня за локоть, помогает встать.
Я не сопротивляюсь.
Устраивать сцену на радость Кристине, которой Богдан позволил влезть в нашу семью?
Не дождется.
— Ты решила мою дочь отобрать? — сипит она.
— Что ты за бред несешь? — отвечаю я. — Крис, это твоя дочь и она твоей останется. Не претендую я на роль мамочки для пятнадцатилетнего подростка, который меня ненавидит.
Доминика опускает взгляд и зажимает коленями ладони еще крепче. Растерянная и тихая в пижаме панды она сейчас совсем не похожа на ту неоновую бурю, которой она в первый раз на меня налетела.
— Я все эти годы его любила... и ждала.
— Прекрати, Кристина, — Богдан раздраженно прижимает пальцы к переносице и закрывает глаза, — это что угодно, но не любовь.
— Ты воспользовался мной!
— Ты хочешь без денег остаться? — Богдан оборачивается. — И без этой квартиры? Я могу устроить. Готова любить меня в нищете?
Кристина всхлипывает, закрывает лицо руками и отворачивается от Богдана, униженная и оскорбленная, но меня не трогают ее слезы.
Они напоминают мне о моем отце и матери, которые в своих эмоциях тоже часто переигрывали, а я им верила с открытым ртом, но теперь розовые очки разбиты.
Я больше не хочу ничего слышать.
Семеню прочь из просторной квартиры, поглаживая живот, который только сейчас решил напомнить о себе несколькими пинками.
— Фотографии не настоящие, — подает тихий голос Доминика, когда я уже готова выйти из гостиной.
Я оглядываюсь. Ее голос звучит бесцветно.
Я бы на ее месте и в ее возрасте после слов Богдана надолго потеряла веру в мужчин. Да, что там в мужчин. Я бы разочаровалась во всем мире, и во мне бы засела дикая зависть к полным семьям, где есть папа и мама.
— Любую фотку можно подделать, — Кристина отворачивает лицо и хмурится на кресло, на котором сидел Богдан. — Поменять лица, например...
В фотографии Доминики я особо не вглядывалась, шокированная новостью, что у Богдана есть внебрачная дочь. Никаких особенных деталей не запомнила.
— Я сказал, — Богдан вновь берет меня под локоть, — достаточно, Люба.
— Это мой отец тебя надоумил? Или ты сама додумалась?
— Сама, — отвечает еще тише Доминика. — Сама придумала и предложила, а ему... вашему папаше... понравилась идея.
— В его стиле, да, — Богдан приобнимает меня за плечи и подталкивает вперед стихим и предупреждающим рыком, — мы уходим, Люба.
— Это был отличный ход, — хмыкаю я. — Прямо по голове.
Доминика натягивает капюшон с ушками на лоб и забирается в кресло вместе с ногами. Обнимает себя за плечи.
Несколько секунд вглядываюсь в глаза Богдана, и ничего в них не вижу.
— Люба, — говорит так тихо, чтобы только я его услышала, — я теряю терпение.
Глава 42. Не будь блаженной идиоткой!