— Догадались и все равно решили на меня вывалить всю эту грязь?!
Пытается выбить стакан воды из рук Богдана, но тот уворачивается, отходит на пару шагов и ставит стакан воды на пол:
— Оставлю тут.
— Вы вообще нормальные?!
Богдан садится в кресло, что стоит рядом с моим. Света всхлипывает. Я пыталась ее успокоить объятиями, но она начала отбиваться, поэтому я теперь сижу в стороне и жду, когда ее истерика немного затихнет, а то в порыве моей материнской жалости мне может прилететь по животу.
— Зато теперь насрать на розы и на платье, — подытоживает Богдан.
Я медленно перевожу на него взгляд, а Света у вазы замолкает с открытым ртом.
— А что, — Богдан смотрит на меня, — хочешь поспорить?
— Нет, — тихо отвечаю я.
Я согласна с ним. Капризы рождаются в благополучии, сытости, безопасности и уверенности в завтрашнем дне.
Только прилетит оплеуха от реальности, так и капризы сходят на нет, потому что многое становится неважно, когда, например, рушится иллюзия счастливой семьи.
Богдан усмехается, глядя на меня.
— Тогда свадьбы не будет! — взвизгивает Света и встает на ноги. — Не нужна мне такая свадьба!
Надо же.
Наша Света упрямо держится за свои капризы. Или же она сейчас отмененной свадьбой хочет наказать Богдана, для которого это будет ударом по репутации его семьи?
Вложено много сил, денег и приглашены серьезные дядьки, которые отменили свои планы ради свадьбы Светы и Андрея.
— Хорошо, — соглашается Богдан. — Это твое решение.
А что тут еще скажешь? Свете вновь смотрит на меня и сипло отзываюсь:
— Если ты хорошо подумала...
— И что потом, — перебивает она меня. — Развод? А, может, вы на нашей свадьбе и объявите о разводе, чтобы окончательно меня добить? Это же так весело, да?
— Нет, невесело, — делаю тяжелый и глубокий вдох и бесстрашно держу взгляд.
Светы, — но вот такая у нас семья. Вот такой вот у тебя отец. Нравится тебе или нет. И вот он настоящий с внебрачной дочерью на стороне. И да, Света, вот такая у тебя мать, — мой голос становится тверже, — вот такая мать, которая считает, что лучше правда, чем ложь, какая бы она сладкая ни была. Мы можем сейчас с тобой на пару побегать по потолку, а потом упасть в обморок, но в итоге ничего не изменится.
— Это ваша жизнь, ваши проблемы...
— Вот сюрприз, — хмыкаю я. — У папы и мамы есть проблемы. Папа и мама оказались живыми людьми, — повышаю голос, — папа и мама отвлеклись от свадьбы дочки, которая задолбала всех вокруг идиотскими капризами! Да! —гаркаю я. — Фыркать на тарелки и требовать вместо золотой каемки, серебряную, а потом обратно золотую, куда приятнее, чем это разговор. Выбирать салфетки и гонять туда-сюда девочек и мальчиков и тяжело вздыхать, что тебе нужен другой белый цвет, в кайф, да! Я тебя понимаю! Очень понимаю, но, — грожу ей пальцем,— все это ненастоящее!
— Я не хочу знать настоящее! — в отчаянии вскрикивает Света, и по ее щекам катятся слезы. — Не хочу!
— Тогда в браке останешься дурой, как я, — смеюсь. — Только дур потом жизнь наказывает.
Богдан медленно выдыхает, глядя перед собой. Глаза — тлеющие угольки гнева.
Вижу, что он сдерживает себя из последних сил.
Раздается тихая мелодичная трель домофона.
— Вероятно, Андрей, — Богдан встает, оттолкнувшись от подлокотников руками. —Кто и должен тебя сейчас успокоить, так это наш будущий зять.
Выходит из гостиной, и Света сдавленно шепчет, вытирая слезы с щек:
— Вы не пожалели меня...
Мне нечего ответить на это обвинение. Да, не пожалели. Да, Света имеет право сейчас злиться и обижаться, но я не хочу, чтобы мы с Богданом на ее свадьбе были родителями в масках со лживыми улыбками.
— Свет! — раздается обеспокоенный голос Андрея. — Я приехал! Что случилось?!
— Не хочу видеть вас на свадьбе! — кидает мне Света и выбегает с громкими всхлипами из гостиной. — Увези меня отсюда! Не хочу быть тут! Не хочу!
Через пару минут все стихает, и ко мне возвращается Богдан. Садится в кресло и деловито закидывает ногу на ногу:
— Ну, теперь ход Андрюши.
— В каком смысле? — недоуменно кошусь на Богдана.
— В таком, — ослабляет галстук, — что он либо справится с истерикой нашей дочери, или нет. Во втором случае Свет отдалится от нас и это будет обида на всю жизнь, а в первом... есть шанс, что оба вынесут свой урок из всего этого.
Согласись, отличный урок от тех, кто был идеальной парой для остальных, —переводит на меня уставший взгляд, — ну, дорогая, ты довольна моей честностью?
Ты этого от меня ждала?
Глава 47. И что нам делать?
Я знал, что однажды бомба “Доминика” взорвется. Как говорится, тайное все равно однажды станет явным, и вместе с этой вековой мудростью я ждал, что в семье моего сына грянет гром.
Так и случилось.
Но я не знаю, на что делать ставку.
На развод или на то, что Люба и Богдан перешагнут этот кризис?
Признаюсь, я не видел в Любе невестку. Сомнительная семья с отцом-игроком, большие долги и порушенные планы беременностью Любы. Не хотел я так рано женить сына.
Он же не нагулялся, не прочувствовал жизнь, в которой много женщин и соблазнов.
Он лишился важного периода своей жизни, в которой мальчик становится мужчиной, а только потом мужем и отцом.
Поэтому я не был удивлен его связи с Кристиной. Он мальчишкой вступил в брак, взвалил из-за любви и упрямства на свои плечи ту ответственность, от которой часто бегут взрослые мужики.
Вот его в какой-то момент и дернуло в сторону.
Люба вряд ли поймет.
Для нее брак и семья — что-то воздушное, мягкое и теплое. Без серьезных проблем и сложностей, которые могут напугать ее и вызвать в ней истерику. Милая и наивная принцесса.
Однако.
Я могу и ошибаться, потому что она не побежала устраивать открытый скандал и отпустила
Аркадия ко мне.
Не стала его втягивать в свои обиды и не искала в ребенке защиту от злого и нехорошего папы.
И в каком-то смысле позволила мне выступить третьей стороной в конфликте, который надо вывести из тайны в правду, но без эмоциональных взрывов, криков и паники, что мир рушится.
— Она так и не сказала, что развода не будет, — Аркадий уже минуту буравит злым взглядом секатор в руке.
— Дай отцу и матери сейчас разобраться между собой.
— Что могло произойти? — переводит на меня взгляд.
— Для начала они между собой должны договориться, — отвечаю спокойно и подрезаю тонкую веточку гортензии, — а потом уже и до вас со Светой очередь дойдет.
— А если реально разведутся?
— Ну, — пожимаю плечами, — значит, разведутся, — перевожу взгляд на бледного Аркаши, — это не твоя ответственность. Если разведутся, то таково будет их решение. Это их жизнь, Аркаша, и сейчас она подошла к той точке, за которой их ждет серьезная трансформация.
— В каком смысле?
— Они посмотрят друг на друга иначе, — откладываю секатор на влажную землю.
— Это можно сказать, будет их второе знакомство друг с другом.
— Фигня какая.
— Зато очень увлекательная фигня, — тяжело встаю, и у меня тихо похрустывают колени.
Хочу на пенсию.
Я готов полностью посвятить себя саду и другим старческим интересам.
— Пошли чай попьем.
— Ты знаешь, да, из-за чего мама и папа поссорились? — спрашивает меня Аркадий и нехотя следует за мной.
— Конечно, — оглядываюсь. — Но посвятить тебя в эту проблему должен отец, но у него есть свои причины все это замалчивать, Аркаша.
Аркадий снимет перчатки и откидывает их на свежую грядку:
— Достали. Прям перед свадьбой Светки и моим поступлением...
— Не перетягивай одеяло на себя, — цыкаю и шагаю по дорожке. — Тебе не шесть лет. Никогда не бывает своевременных проблем. И, вообще, — оборачиваюсь через плечо, — что это ты вдруг о поступлении заговорил? Может, ты просто ищешь причину завалить экзамены?