За каждого из моих родных. Даже за отца.
Бывают такие моменты, когда все вокруг растерялись, ушли в эмоции и кто должен сохранить голову холодной.
Сейчас такой момент.
— Нет, не умер, — Андрей кривится, — но...
— Вот и хорошо, что не умер, правда? — хлопаю Андрея по плечу.
— Но у твоего отца внебрачная дочь, — понижает голос до напряженного шепота,
— а у нас свадьба.
— И что?
Андрей зависает.
Я не скажу, что в восторге от того, что у меня нарисовалась еще одна истеричная сестра и понимать, что отец не был идеальным папкой, тоже неприятно.
И за маму обидно.
И ревность искрит. Да, я тоже зол, что у отца есть еще один ребенок от другой женщины, но я знаю, что мама и папа любят друг друга. И нас любят.
Не буду отрицать, что мне хочется потопать ножками, покричать и пойти на какой-нибудь шантаж, например, что никуда я не поеду и отказываюсь учиться, но...новую сестричку мой бунт никак не отменит.
— В смысле, и что? — наконец отвечает на мой вопрос Андрей.
— Светоха! Твой любимый брат приехал!
Игнорирую возмущенного Андрея и решительно шагаю вглубь квартиры. Обсуждать внебрачную дочь отца я буду не с Андреем, а со Светой.
— Я думаю, что ты сейчас не вовремя, Аркаш.
Андрей пытается меня схватить за плечо, но я от его руки и резко разворачиваюсь в его сторону:
— Я приехал к сестре. Да, у нас в семье проблема, — вглядываюсь в глаза Андрея, который сердито хмурится на меня, — а ты пытаешься меня спровадить. Ты на чьей стороне?
— На стороне будущей жены, — цедит сквозь зубы Андрей, — и если она тебя не звала, то видеть не хочет.
— А мне всегда было насрать, зовет она меня в гости или нет, — копирую его интонации и тоже щурюсь, — прихожу, когда хочу.
— Ты пришел ее успокоить или окончательно добить?
— Я пришел ее встряхнуть, — тихо и зло отвечаю. — Любит она в последнее время хандрить.
Может, замуж не хочет?
Андрей на несколько секунд зависает, и я беспардонно залетаю в спальню, в которой царит зловещий полумрак, а на широкой кровати тихо и печально всхлипывает Света.
— Светоха...
— Уходи.
— Да щас. Ты чего устроила?
Молчание, а после Светка резко садится и возмущенно рявкает:
— Я? Я устроила?! О! — она встает. — Пришел наш любимчик! И ты, как настоящий любимчик, —
вскидывает в мою сторону руку, — пришел мне нотации читать?
— Ты пипец жуткая сейчас. У тебя лицо опухло, как у алкоголика, — скрещиваю руки на груди.
— Ты обалдел?! Проваливай! Сейчас начнешь еще упрашивать, чтобы мы пошли с сестричкой познакомились?!
— Я так понимаю, твоя роль доченьки-принцессы оказалась под угрозой? —хмыкаю я. — Вот ты и бесишься?
— Да в жопу тебя!
— Будет легче, если мама и папа разведутся? — спрашиваю я.
Светка начинает кричать, что мы испортили ее свадьбу и что никто о ней не подумал. Никто не пожалел. Ее лишили праздника.
— Бедная, бедная ты, — подытоживаю я. — Такая вся разнесчастная, обманутая и обиженная.
— Уходи!
— Все это время перед тобой прыгали, хороводы водили, — медленно и четко проговариваю я, глядя в возмущенное лицо сестры.. — Ты всех достала своими капризами, Светоха.
— Они могли просто промолчать! — в ярости взвизгивает Света и, как маленькая девочка, топает ногами.
— Лишь бы тебе было хорошо? — приподнимаю бровь выше.
— Да!
А потом Светка замолкает и судорожно выдыхает. Она, похоже, сама своего признания испугалась, но я не верю, что мою сестру волнует только ее свадьба и комфорт.
— Я не хочу знать эту девочку, — говорит она через минуту напряженного молчания. — Не хочу...
Она не будет мне сестрой, — в уголках глаз вспыхивают слезы, — папа нас всех обманывал... а мама не видит в этом проблемы...
— Почему же? Видит, — вздыхаю. — Она хочет развод.
Свету трясет, и она шепотом спрашивает:
— А папа?
— Папа психует, Свет, — сажусь на край кровати. — И он не любит эту девочку.
Ревновать к ней глупо. Не знаю, как ты, а я бы не хотел, чтобы они развелись.
— Но ты за то, чтобы эту девочку приняли в семью?
Я поднимаю взгляд на Свету, которая смотрит на меня с вызовом, будто это я виноват в том, что у нас теперь есть младшая сестра.
— Помнишь, как ты плакала, когда я разрисовал лица твоих кукол и как ты кричала, что хочешь младшую сестричку? Не зря говорят: бойтесь своих желаний, Светоха.
— Ах ты, мелкий говнюк! — Света кидается ко мне, и я ловко перекатываюсь через весь матрас на другой край кровати. — Так это я виновата, что хотела младшую сестру?! Ты обалдел?!
Глава 54. Козел!
Я теперь очень хорошо понимаю, почему женщины убегают из дома от мужей.
Потому что быть в адреналине и взрывных эмоциях быть легче, чем остаться рядом с мужем и открыться ностальгии по прошлому или нырнуть в тоску по молодости, в которой была только любовь и никаких проблем.
— Аркадий мне так и не позвонил, — слышу в трубке отстраненный голос свекра. —Он доехал?
— Он к Свете навострил лыжи, — бесцветно отвечаю.
Молчание и долгий вздох, в котором я слышу разочарование:
— Света тоже знает?
Закрываю глаза. Молчу, а потом через несколько секунд молчания внезапно заявляю:
— Вы меня бесите, Алексей Романович, — мой голос вздрагивает возмущением. —Вот так, да.
Бесите.
Опять молчание и снисходительный вопрос:
— И что дальше?
Я аж привстаю в негодовании:
— А я не знаю! Я просто решила признаться, что ваше недовольство мной, взаимно. Вы мне тоже не нравились никогда!
— И что дальше?
— А ничего! — повышаю голос. — Высокомерный, холодный и, я бы сказала, что даже чванливый козел!
Резко замолкаю и крепко сжимаю смартфон, потому что позади меня дверь, что ведет на веранду, тихо поскрипывает.
Оглядываюсь.
В проеме застыл угрюмый Богдан. Руки — в карманах, взгляд — исподлобья.
Какого черта приперся? Услышал, что я кричу на его папулю и пришел заступиться?
— Чванливый козел? — отстраненно уточняет свекр, и его равнодушный тон бесит меня еще больше.
Я его назвала козлом, а он не думает вступать со мной в скандал.
— Мне всегда было рядом с вами неуютно! — рявкаю я и отворачиваюсь от Богдана. — Я всегда чувствовала себя какой-то дурой! Нет! Нет, не дурой! А букашкой! Маленькой мерзкой букашкой, которую вы хотите раздавить, но нельзя, потому что сыночек расстроится!
Выдыхаю.
Чувствую в области затылка тяжелый взгляд Богдана, который почему-то не перебивает меня и не забирает телефон с приказами “заткнись!”, “прекрати истерику!” и “не смей с моим отцом в таком тоне говорить”.
— Терпели меня! Никакого тепла! Только презрение! И за что? за то, что я любила вашего сына?!
— вновь срываюсь на крик. — И вы ведь всегда таким были! Я вас и в детстве боялась! И в юношестве!
— Что тебе не мешало, заявляться к нам в гости, — усмехается Алексей Романович.
— А меня в гости звал ваш сын! И это он всегда тащил меня к вам! И знаете, что?!
— Что?
— Это мне он обязан своими хорошими оценками!
— Я знаю. Я, может, поэтому тебя и терпел, — хмыкает.
Я широко распахиваю глаза в горячем возмущении и открываю рот в попытке подобрать слова для едкого ответа.
— Козел! — это все, что я сейчас могу сказать высокомерному старому мерзавцу, а после из меня вырывается грубое рунательство, — Пошел ты в жопу!
В эфире тишина, а затем следует смех с резковатой хрипотцой. Он нарастает, а я продолжаю пялится перед собой круглыми и злыми глазами.
Алексей Романович смеется около минуты, а затем кашляет и хрипло спрашивает:
— Полегчало?
— Какой же вы... — подбираю новое оскорбление, но ничего на ум не приходит, —вот просто козел и все.