— Я ничего не понимаю, Гордей.
— Я тоже, Ляль. Но, кажется, тут все куда запутаннее, чем мы предполагали, — переводит на меня взгляд. — Мантры на рассвете?
Я не выдерживаю и запускаю видео. К черту. Если это порнуха с моим участием, то уже надо посмотреть, пережить и двигаться дальше.
Но то, что я вижу, вряд ли можно назвать порнухой.
Я лежу голой на нашей с Гордеем кровати, обложенная какими-то круглыми камнями. Несколько камней лежит на животе.
У изножья стоит мужик в цветастом одеянии с кучей висюлек и перьями на рукавах и на подоле балахона. На голове — уродливая шапка с косточками, перышками, а в руках — шаманский круглый бубен.
— Да какого хуя? — рявкает Гордей.
— Тихо, — шикаю я, офигевшая от увиденного.
— У тебя сильный дух, — обращается морщинистый шаман к Вячеславу, который, похоже, снимает весь этот ужас, — но слабое тело. Но у твоего сына сильное тело. Эта женщина понесет от его семени, но духом этот ребенок будет твоим продолжением. Ты глава семьи, Слава, но сын твой не унаследовал твою силу…
— Да твою ж мать, — хрипит Гордей.
— Но унаследует твой внук, — пожилой шаман серьезен и собран. — Я бы, конечно, рекомендовал обряд повторять пару недель… но видео тоже будет достаточно. Каждое утро придется его включать, повторять за мной песню и духовно сливаться с утробой, оплодотворять ее…
— Господи, — накрываю лицо руками, — твой папа не просто извращенец, он еще и маразм подхватил.
— Каждое утро две недели, — повторяет шаман. — И о чае не забываешь?
— Нет.
Вздрагиваю от голоса Вячеслава и вся съеживаюсь.
— Я тогда начинаю.
Дальше следуют танцы, удары в бубен, протяжные песнопения из слогов “ым-мыу-хуа-ыину”, вышагивания вокруг кровати и даже прыжки.
Все это длится десять минут, и Вячеслав снимает каждое движение шамана, который в конце вытаскивает из складок своего жуткого одеяния какую-то баночку, откупоривает ее и льет из нее тонкой струйкой какую-то мутную жидкость мне на живот и лобок. Все это, естественно, затекает и мне между ног к промежности.
— Да будет это чрево плодовито.
Дальше он повторяет инструкции, что надо включать это видео на рассвете, духовно мне оплодотворять на рассвете и собирает камни в холщовый грязный мешок.
Уходит, что-то буркнув неразборчивое под нос, и Вячеслав направляет камеру на меня.
Снимает мое лицо, грудь живот и спускается все ниже и ниже до пальцев ног. Обходит кровать, чтобы запечатлеть меня с другого ракурса, поправляет волосы и пробегает пальцами по шее.
Меня всю передергивает, и зажмуриваюсь, прикусив кончик языка. Мерзко и липко.
— Цветочек…
Рвотный спазм, и я прижимаю ладонь ко рту.
— Этот ребенок будет сильным. Тем, кто сможет продолжить мой путь и мой род. Он будет особенным.
— Больной ублюдок, — шепчет Гордей.
— Ты обещана моему сыну, — вздыхает Вячеслав, — и его дети здоровьем вышли, а духом — слабые, как и он сам… Я должен вам помочь родить истинного наследника этой семьи. А теперь оденем тебя.
Он откладывает телефон так, чтобы было меня и его видно. Вероятно, ему важны не только танцы шамана, но и приятные воспоминания, как он меня всю обжамкал, пока натягивал трусы.
На моменте, когда он надевает футболку на меня, он целует меня в шею и делает глубокий вдох.
— Цветочек… и пахнешь как цветочек… Родишь нам сына…
Хорошая новость в том, что никто в меня не совал свой старый отросток, однако это не отменяет того, что меня облапали с поцелуями и буквально обнюхали.
— Такого я не ожидал, — Гордей медленно закрывает ноутбук. — Он как-то раз однажды шутил перед одной важной сделкой, что надо у гадалок спросить, какой результат ждать… но это была шутка. Шутка же.
И смотрит на меня, а я сглатываю:
— А вот мне он лечил, что он был у одной тетки и просил, чтобы она пошуршала над тобой… чтобы ты третьего ребенка захотел…
— Ляль, какого хрена? И ты мне не сказала?
— Это же была шутка…
— Вот очередная шутка с бубном плясала в нашей спальне! — повышает голос, а после понижает его до шепота. — Извини… Я просто… просто…
Отходит к окну и сползает на пол. Вытягивает ноги и переводит на меня взгляд:
— Я просто в полном ахуе, — смеется на грани истерики. — Похоронил, блять, отца.
— Да я знаю, что Гордей Вячеславович у себя, — слышу голос Веры за дверью. — У меня отчет. Ага.
— Оставь тут, я передам.
— Он меня вызывал.
— Врешь и не краснеешь, Вер. Он там с женой.
— И что? — голос Веры, как всегда, высокомерен и ядовит. — И с женой его я хорошо знакома.
Глава 47. Вера, прекращай
— Вера, блять, проваливай! — рявкает Гордей.
Несколько секунд молчания и ответ:
— А вот нет.
— Да твою ж мать.
У меня нет сил удивляться наглости Верочки, которая продолжает препираться с секретаршей за дверью.
Гордей с тяжелым вздохом хочет встать, но я его опережаю и первая поднимаюсь на ноги:
— Я сама.
И торопливо шагаю к двери.
Мое внимание переключается на незваную гостью, чему я, надо сказать, рада. Лучше поучаствовать в скандале с чокнутой Верочкой, чем изнутри содрогаться над извращенным безумием свекра.
Щелкаю замком и распахиваю дверь:
— Ну, опять здравствуй, — мрачно смотрю на Веру в полупрозрачной блузке и узкой юбке до колен.
Прямо секси-шмекси. Мечта любого мужика о сексапильной офисной работнице.
— Я вызову охрану, — сердито говорит секретарша.
— Обалдеть, — Вера трясет папкой, — я отчет принесла. Исправленный и красивый.
— А, что, с первого раза не в силах нормальный отчет сделать? — интересуюсь я.
Вера окидывает меня скучающим взглядом, показательно цыкает и вздыхает:
— Я этот отчет переделывала не за собой, — закатывает глаза и нагло вышагивает мимо в кабинет, помахивая папкой. — Мои отчеты всегда принимают без нареканий.
— Я вызываю охрану? — повторяет секретарша и сердито хмурится.
Вижу по глазам, что она Веру недолюбливает. Я думаю, что мало кто из женщин тут проникся к провокационной сучке симпатией и дружелюбием.
— Нет, — качаю головой, — все в порядке.
Закрываю дверь, проворачиваю ключ и разворачиваюсь к Вере. Приваливаюсь к двери спиной:
— Что тебе надо?
Я почти не думаю о видео и Вячеславе.
— Я тут по рабочим вопросам, — плывет к столу и кидает на него папку. Смотрит на Гордея и улыбается. — Ну, ладно я солгала. Там не отчет, а заключение от врача, что я действительно беременная.
Вот сейчас, я, кажется, угадываю в ее голосе ехидную фальш. Разворачивается ко мне и скалится в улыбке:
— Не хочешь взглянуть?
Пусть улыбка высокомерная, а в глазах все равно пробегает беспокойство и страх, которое могут понять лишь женщины.
За прозрачной блузкой, обтягивающей юбкой и высокими шпильками мне удается ухватить тень женской неуверенности и растерянности.
Я этого в прошлый раз не поймала, ошарашенная новостью “измены” Гордея и смертью свекра, но сейчас, уставшая и выпотрошенная жестокой правдой о себе, о семье, о Вячеславе, я смотрю на Веру иначе.
— Вер, прекращай, — невесело отзывается Гордей, но папку все же подхватывает со стола. — Тормози.
— Я еще не разогналась, — усмехается, глядя на меня. — Выглядишь ты, конечно, неважно. Некому больше пожаловаться на нехорошего мужа, да?
— Вера! — рявкает Гордей.
А Вере похеру. Прет как танк в желании пробиться к моим крикам, агрессии и слезам. Зачем?
— Чего ты добиваешься? — тихо спрашиваю я.
— Того, чтобы ты, вобла высушенная, поняла, — поднимает указательный палец и грозит им, — что он теперь мой.
Гордей с рыком накрывает лицо ладонью.
— И у него будет новый пупсик.