— Останови, — бью его по плечу.
Машина тормозит, и мы с круглыми глазами наблюдаем, как подросток гонит через дорогу “стадо” маленьких декоративных свиней размером с чихуахуа. Нет, это не поросята, а крохотные модные свинки.
— Десять, — говорит Гордей.
— Что?
— Я насчитал десять свиней, — он медленно моргает, и машина трогается с места, — я в шоке.
Дом Шамана стоит особняком от всех остальных. Двухэтажный кирпичный дом и большой участок с молодым яблоневым садом. Ни ограды, ни ворот, однако только мы подходим к крыльцу, надо которым вися ловцы снов, пучки перьев, черепушки мелких птиц и зверьков, к нам выходит полная женщина в скромном зеленом сарафане и с толстой косой до пояса.
Улыбается.
С наигранными радостью и приветливостью.
— Вы по записи?
— К нему еще записываться надо? — удивляется Гордей.
— Конечно. Если он вас не ждал, — женщина улыбается еще шире, — вам придется уйти. Он сейчас отдыхает.
Гордей с усмешкой смотрит на носки своих туфель, затем поднимает тяжелый и темный взгляд:
— Если я сейчас уйду, то не будет у вашего шамана больше такого красивого домика…
— Вы угрожаете?
— Угрожаю, — Гордей не моргает. — Я пришел побеседовать о своем мертвом отце…
— Связь с умершими требует тонкой настройки…
— Мой отец был вашим клиентом, — Гордей щурится. — Клиентом же? Я не знаю, как правильно все это говно назвать. Так вот. Он подох. Были не так давно похороны, но это все лирика. Мой отец по рекомендации твоего блядского шамана поил мою жену гормональной хуйней. Но это еще не все. Был проведен… ммм… ритуал? Обряд? Хуй знает, что это было, но все это случилось без согласия моей жены, — голос у Гордея тихий. — Что-то мне подсказывает, что за все это может нехило так прилететь.
— Я поняла, — в глазах женщины проскальзывает тревога и испуг, — пройдемте. Я вижу и чувствую, что вам очень нужен и важен разговор с мастером душ.
Я переглядываюсь с Гордеем и усмехаюсь. Мастер душ. Как красиво сказано.
Тетя с косой отводит нас в просторную гостиную, в которой очень много “шаманского” духа. Это и шкуры на полу, и плоские барабаны из кожи на стенах, и люстры из оленьих рогов, и гирлянды из трав, животных косточек и перьев.
— Я могу предложить чаю?
— Нет спасибо, — твердо отвечаю. — Напилась я чая. В том числе и вашего.
Женщина криво улыбается и удаляется, перекинув косу за плечо.
Потом к нам, через минут десять, выходит тот самый чудило, что танцевал и пеле в нашей с Гордеем спальне. На нем те же уродливые шамански тряпки, которые он, похоже, в попыхах надел.
Мужику лет пятьдесят. Лицо острое, а глаза — настороженные и бегают. Он узнает меня и бледнеет за шторкой перьев, которые пришиты к краю его острой уродливой шапки.
— Слушайте, — он садится, — я понимаю… но я ничего дурного не сделал. У вашего отца был запрос… И не он первый, кто волнуется за своих детей и внуков.
— То есть таких, как мой отец, — Гордей хмыкает, — много?
Да, много. И не только пожилые верят, что можно песнями, плясками и травками решить любую проблему, но молодые и зрелые.
С шаманом, которого зовут совсем не по-шамански Алексеем, работает целая команда из гадалки, астролога, хироманта, таролога… Есть “специалист” на любой вкус, но Вячеслав по большей части шаманил.
И шаманил не только со мной.
Он шаманил со сделками и договорами. Алексей отплясывал и вокруг бумажек. Спрашивал у духов, насколько благонадежны те или иные люди, и советовался с высшими силами по поводу переговоров и встреч.
И так повернуло Вячеслава в последний год, и все началось с того, что он в первую очередь к гадалке из команды Алексея обратился. По совету Аллы. Это она подсадила Вячеслава на таро, на гадания по воску, на шаманские танцы.
И я не удивлена, потому что она всегда любила эту тему. И даже меня подбивала сходить к астрологу, чтобы он раскрыл мне все-все секреты моей жизни, но я отказывалась. Мне было просто неинтересно, а если бы была хоть искорка любопытства, то меня могли окрутить. Я же такая внушаемая овца.
— Я действительно помогаю людям, — Алексей пытается оправдаться после допроса Гордея. — Помогаю. И чувствую, — смотрит на нас с неподдельным сочувствием и теплом, — чувствую, что вашей семье сейчас непросто… Между вами энергия темная…
— Завали пасть, — Гордей цыкает и встает. — Оставь эту хрень для других.
— Со своей энергией мы сами разберемся, — я тоже поднимаюсь на ноги, — и кому тут нужна помощь, так это вам. Помощь специалиста, — делаю многозначительную паузу и поясняю, — психиатра.
Гордей приобнимает меня, целует в висок и неторопливо уводит. На крыльце он вздыхает:
— Зря бензин потратили.
— Не зря, — жмусь к нему, — давай махнем сейчас в поле и поваляемся в траве. Мы же давно не были с тобой за городом. Ты и я.
Глава 60. Иначе
— Это собака, — смеюсь я и протягиваю руку к облакам. Указываю пальцем, — вот морда, вот хвост, вот лапы.
— Кенгуру, — безапелляционно заявляет Гордей. — Какая же это собака? — повторяет по слогам, — кенгуру. Ты посмотри внимательно.
Я щурюсь в попытке разглядеть в облаке кенгуру. Над нашими лицами пролетает мохнатый шмель и по лицам пробегает легкий ветерок.
Так хорошо.
И легко дышится.
Я давно, очень давно не дышала свободно и полной грудью.
Под спиной — пиджак Гордея.
В воздухе витают терпкие запахи травы, полевых цветов и нагретых на солнце камней.
Так и не могу увидеть в облаке кенгуру. Я и так, и эдак. То прищурюсь, то голову наклоню.
Потом понимаю, что Гордея смотрит на меня. И ему пофиг на кенгуру в облаках.
— Что? — перевожу на него шутливо-возмущенный взгляд. — Ты меня надул? Нет там кенгуру?
— Есть, — улыбается.
В Гордее сейчас много плутовства, и оно меня завораживает. Я вновь вижу того юношу, который рядом со мной становился игривым и не боялся быть глупым.
— Я уверена на девяносто девять процентов, что ты меня с кенгуру просто подразнил, — тихо заявляю, задерживая дыхание. — Признайся, что нет там кенгуру, а есть собака.
— Теперь там и собаки нет, — взгляд Гордея скользит к губам и вновь поднимается к моим глазам. — Ты отвлеклась.
Накрывает мою щеку теплой сухой ладонью. Тону в его расширенных зрачках, а внизу живота начинает требовательно ныть.
Жарко.
А он все тянет и дразнит меня улыбкой и хриплым прерывистым выдохом. Его ладонь спускается к моей шее.
— Целуй уже меня, засранец такой, — зло выдыхаю я.
— Куда ты торопишься? — глаза Гордея вспыхивают самодовольством. — И мы же тут на облака приехали смотреть, а не целоваться.
Продолжает дразнить.
Ему нравится, что я жду и жажду от него решительных поцелуев. Могу, конечно, сама кинуться на него, но я ведь дама упрямая и высокомерная.
Это меня должны целовать.
— К черту облака, — хриплым шепотом отвечаю я. — Целуй.
— Ты точно этого хочешь?
— Вот сволочь.
И хохотнувшего Гордея целую я, с рыком бросившись на него, но он все же перехватывает инициативу и подминает меня под себя.
Задыхаюсь.
Его руки ныряю мне под футболку, а я бесстыдно тянусь к его ремню и ширинке. Когда он целует меня в шею, и выдыхаю:
— Давай… третьего заведем…
Хочу еще ребенка от Гордея. Это желание проснулось вот на неделе, когда я поняла, что Лев и Яна серьезно так подросли и что они отказываются от моих сюсю-мусю, объятий и потискушек с щекотушками.
Взрослые стали и очень серьезные.
— Третьего? — Гордея отстраняется. — Я не ослышался?
А в глазах удивление и надежда. Если женщина хочет от тебя ребенка, то она тебя любит. Она признает тебя своим мужиком, в котором уверена на все сто процентов.
— Нет, не ослышался, — сглатываю я. — Я хочу третьего…