– Сын алкоголички и девочка из успешной семьи, настоящая принцесса, – болезненно поморщился мужчина. – Разве они пара?
– Я никогда не страдала снобизмом!
– Тебе и не надо было. Это я никогда не чувствовал себя тебя достойным, – ввернул в ответ он. – Все время стремился стать лучшим, доказать, что могу, что сумею, что со мной не пропадешь…
«Какой странный разговор, – подумалось мне. – Только вот внутри все дрожит и пульс лупит в голову как сумасшедший…»
– Кому доказать? – потерла глаза я, в висках поселилась тупая надоедливая боль.
– Себе, Маша. Как оказалось, безуспешно, – хмыкнул Давыдов. – Потому, как только появился повод, все мои страхи вылезли наружу и я им поддался… Так было легче, чем продолжать бороться.
– Я тебя не понимаю…
– Я и сам не понимаю, как можно было так все испортить, – покачал головой Иван. – Десять лет назад я…
Его слова вжимали меня в сиденье, скручивали душу в болезненный узел, а сердце так дико билось о ребра, точно пыталось отыскать выход наружу.
Я наконец узнала, как все было тогда, в прошлом… да и сама молчать не стала.
Этот разговор походил на исповедь, только если после настоящей становится легче, то сейчас было только хуже. Душевный нарыв мы вскрыли, но рана продолжила кровоточить, а я не сдерживала слез.
– Прости, – закончил Давыдов и замолк.
Слова исчерпали себя, превратились в тишину, опали пеплом несбывшихся надежд.
– У нас бы все равно ничего не получилось, – пробормотала я, когда пауза стала просто невыносимой.
– Почему? – поднял на меня больной взгляд Иван.
– Ты сам сказал, клубы, девочки, испытание славой. Я бы только тебе мешала, да и не стала бы терпеть это все. Наше расставание было неизбежным.
Мужчина ответил не сразу.
– На самом деле я не знаю, как бы у нас все сложилось, получись все иначе. Я не волшебник, Манюнь, и вероятности просматривать не умею, – кривовато усмехнулся он. – У меня была свобода, деньги, слава, но не было тебя и мальчишек. Сейчас я бы поступил иначе, только ничего уже не изменить.
– Ты жену свою вычеркнул из этого уравнения, – скривилась я. – Жену и мою тогда подругу, которую оприходовал в туалете после известия о моей якобы измене.
– Почти бывшую жену, – скрипнул зубами Давыдов. – С ней у меня будет отдельный разговор.
– Вот только не надо из Лёли делать вселенское зло, – сразу предупредила я. – Да, она та еще мерзавка, но…
– Но я сам виноват, что поддался, знаю, – отвел взгляд Иван.
– Вместо того чтобы поговорить со мной, ты предпочел поверить грязным слухам, – поджала соленые от слез губы я. – А вернувшись, вновь обманул, использовал и обвинил в продажности… Я ничего не забыла?
– Забыла. Ты помнишь, что сводишь меня с ума?
– Ваня… – тяжело выдохнула я. – Этого недостаточно.
Он взял мои холодные пальцы в свои горячие ладони.
– Маша, пожалуйста, дай мне шанс все исправить. Один-единственный шанс, – проникновенно попросил Давыдов. – Он нужен всем нам. Мне, тебе, мальчишкам…
– Нужен ли? – почти беззвучно прошептала я, но Иван каким-то образом умудрился расслышать.
– Ты вправе на меня злиться, вправе не доверять, – ответил мой незабытый бывший. – Я понимаю. И понимаю, почему ты мне не сказала о беременности и рождении мальчишек. Хотя нет… – Он поморщился словно от боли. – Этого я не понимаю. Почему же ты не сказала, Маша?
Я тяжело сглотнула. Между нами был обоюдоострый меч, и от ран страдали оба.
Еще после первого разговора с сыновьями я очень долго размышляла на эту тему и пришла к выводу, что сглупила. Что бы ни произошло между нами с Иваном, а я не имела права скрывать от него такую важную новость. Это изменило не только мою жизнь, но и касалось его.
У Давыдова должна была быть свобода выбора: участвовать в воспитании сыновей или отказаться от них, ну а я лишила их всего этого, единолично приняв решение.
– Он тебя обидел? – буркнул Тимур, не поднимая головы.
Это был отличный момент, чтобы рассказать свою версию событий, перетянуть мальчишек на свою сторону и навсегда отбить у них охоту общаться с новоявленным отцом. Дети меня любили, по-своему заботились и защищали, очень легко было бы воспользоваться своей властью над ними… но я не стала.
Я и так натворила достаточно ошибок, уступив гордости и юношескому максимализму. Тогда мне казалось, что мир бывает только черным или белым, я не могла переступить через собственную обиду и отрезала Давыдова от своей жизни и жизни детей.
– Между нами много чего произошло, Тимур, – ответила я сыну. – Но на самом деле это все неважно, а знаешь что главнее всего?