Выбрать главу

– Пока я не решу, что достаточно, – ответила им всем таким безапелляционным тоном, что никто даже не решился перечить.

Ха!

Маша – сама милота по жизни! Но никогда не стоит нащупывать пределы добродетели, иначе можно напороться на такой армагеддец – не будешь знать, откуда взялось на твою голову!

Самые опасные черти водятся в тихом омуте…

– Пойдем, – махнул рукой Тимур брату.

Оба ушли с гордо поднятыми головами и прямыми спинами – родовая выправка Князевых! Сыновья даже не заикнулись о послаблении наказания, а у меня уже в груди щемило…

Я прекрасно знала, как эти железки для моих мальчишек важны. Понимали они в них, словно еще в утробе начали изучение!

Мы даже программиста пару лет как не вызывали, сыновья устанавливали все сами. Что-то гениальное, как настаивал Широкий, в них точно было…

– Скоро позову ужинать и только попробуйте объявить забастовку! – крикнула вслед – ответа не дождалась.

Обиделись.

Ненавижу эти дедовские методы кнута и пряника! С детьми всегда можно договориться. Жаль, нервы мои сдали.

Видимо, организм намного сильнее нуждается в эмоциональной разрядке, чем мне казалось еще час назад. Вот уже на близких начала срываться…

– Поколение Z, – развела руками всезнающая продвинутая бабуля.

– Строго ты с ними, Князева, – покачал головой Широкий. – Не перегнула?

Я поморщилась: может, и перегнула. Но на этот раз мальчишки перешли черту дозволенного.

– А ты свой пароль не хочешь проверить? Что, если они и о тебе таким образом заботятся? – ехидно прищурилась я.

В ответ Артем так резво кинулся на кухню за телефоном, что едва не сбил Лампу с ног.

– Актерское достояние страны затопчешь! – раздраженно прикрикнула ему вослед бабуля. – Мои поклонники тебе этого не простят, медведь!

Видимо, у Широкого имелись запретные переписки. Иначе с чего бы ему так всполошиться?

– А я не прощу, если не перестанешь совать нос в мою личную жизнь, – предупредила я родственницу, понизив голос. – И мальчишек в этом начинании не смей поддерживать.

– Так нет у тебя, Шуша, личной жизни, – пожала плечами она.

– Вашими стараниями и нет, Лампа!

В лице бабули ни один мускул не дрогнул:

– Ты просто не тех выбираешь, Шуша, – заявила она.

– Пф-ф-ф!

Можно подумать, Лампа у нас была метким стрелком Купидона!

Она успела шесть раз побывать замужем, и это только официальные цифры. Каждый муж был очередной любовью до гроба. Хорошо еще, что никого хоронить не пришлось: разводились бывшие влюбленные со скандалами, битьем посуды и последующей короткой депрессией бабули.

А уж сколько у нее случалось головокружительных романов в промежутках между замужествами! М-м-м, даже и сосчитать не возьмусь!

– Жениха нужно искать, отца для мальчишек, а не легкомысленные романы пытаться закрутить. – Между бровей Лампы пролегла глубокая морщинка. Сейчас бабуля не играла, была полностью серьезна, давая понять, что она обо мне беспокоится. – Еще и с женатиком.

– Вот совсем упустила момент, когда ты заделалась ханжой, – приметила я. – В новую роль вживаешься?

– Беспокоюсь о тебе, глупая! Годы идут, не успеешь оглянуться, как мальчишки вырастут и уйдут на вольные хлеба, а ты так одна и останешься. Уже немолодая, но все еще красивая женщина с сердцем, на котором амбарный замок, – навела драматизма Лампа. – Не стоит разменивать себя на таких слизняков, как бобер. Тебе с его крокодилицей поближе захотелось познакомиться?

– Бобров – мое досадное упущение! – вскинулась на собственную защиту. – Нужно было получше проверить факты из его биографии перед тем, как раздавать авансы.

Бабуля расхохоталась:

– И ты еще спрашиваешь, откуда пацанята взялись за такие методы? Да они от тебя этой подозрительности нахватались! Ты же после своего Ва…

– Не смей! – словно змея зашипела я. – Даже имени его произносить не смей в моем доме!

Правду говорят, что сильнее всего мы способны ненавидеть тех, кого горячо любили. К Ивану Давыдову ненависть во мне просто клокотала! Я боялась в ней захлебнуться, если только допущу этого предателя к себе в мысли!

ГЛАВА 4

Давыдов

«Выродок! Кретин! Дьявольское отродье!»

«Отдай бабло! Отдай!»

«Мне нужно выпить!»

«Я же мать твоя, неужели тебе меня совсем не жаль, Ванечка?»

«Ненавижу тебя! Ненавижу! Чтоб ты сдох, сволочь!»

Вечер был по-летнему теплый. Громко стрекотали сверчки. Давыдов сидел на обшарпанной годами лавочке во дворе дома, где вырос.