После наказания сыновья поужинали и ушли спать, молча, что на них вообще не похоже. Вечером я не стала заглядывать в их комнату, решила: лучше остыть, поразмыслить и мне, и им. Думала, утром они осознают свою вину, все же девять лет – не четыре.
Но нет. После пробуждения забастовка продолжилась: парни ели, одевались, общались между собой и собирались к бабуле, только на меня не обращали должного внимания.
Где-то внутри груди уже ковыряла обида, но я старалась не подавать виду. Ведь ясно же, на терпение испытывают!
Стоит только дать слабину, пойти на примирение первой – и завтра мальчишки усядутся мне на голову, решив, что проверять телефон матери – в порядке вещей.
Держись, Князева! Тебе же не впервой брать жизненные крепости штурмом!
Двойню сложно выносить, родить тоже сложно, но достойно воспитать в сотню раз сложнее.
К дому Лампы мы добрались без приключений.
– Режим без интернета не нарушен? – изогнула бровь бабуля, встретив нас в атласном халате новомодного оттенка фуксии.
– И ты не смей его нарушать, я наказала, мне и миловать, – поджала губы я, не пытаясь усмирить собственное упрямство.
Я – мать! Мое слово должно иметь решающую значимость!
На деле же сама уже поняла: перегнула палку. Но взрослым намного сложнее признавать собственные ошибки, не правда ли?
– Хорошо-хорошо, Шуша, не бушуй, – развела руками бабуля. – Кофе будешь?
– На работе выпью, если сейчас не выеду – опоздаю к летучке, – буркнула я.
Лучше в метро спуститься, чем попасть в пробку. Можешь полдня на дороге провести.
Поэтому я поспешила опередить час пик. Всегда же специально заранее выезжаю!
В первый год, когда мне удалось купить машину, я безбожно опаздывала везде. Пока не научилась избегать дорожных коллапсов, которые возможно предугадать.
Захватив латте в кофейне напротив главного офиса компании, я довольно быстро поднялась на лифте. Двадцатый этаж встретил привычным лаунджем и щебетанием сотрудников.
– Опаздываешь, Князева, – хмыкнул Широкий, с которым неожиданно столкнулась в коридоре.
– А ты почему не на летучке? – нахмурилась я, пока мы направлялись в зал для переговоров.
– Ее перенесли на полчаса позже, – развел руками друг.
Вдруг из приемной нашего Сан Саныча выбежала Светочка, громко рыдая и размазывая слезы вместе с потекшей тушью по щекам.
– Что это с ней? – спросила, провожая секретаря нашего босса ошарашенным взглядом.
– Уволили, небось.
– Чего? – выпучила глаза на Темыча.
Нет, все, конечно, знали, что Светочка числится в секретарях чисто номинально, в ее обязанности входило удовлетворять либидо Сан Саныча. Остальное – спустя рукава. Но чтобы уволить?
– Ты что, ничего еще не знаешь?
После вопроса Широкого на душе у меня стало ой как неспокойно!
– И что же я должна знать? – словно сапер, которому нельзя допустить ни одной ошибки, уточнила у него.
– Новый шеф затачивает штат под себя, – выдал Темыч. – Он приехал со своей помощницей, зачем ему наша Светочка? В отставку, как и Головко.
– Какой такой новый шеф? Саныча тоже уволили?!
Вот это новости с утра пораньше!
– Чего топчетесь? В зал переговоров бегом – созыв на летучку был, – шикнула нам в спины Алла Мурыкина – выпускающий редактор. – Или тоже увольнения ждете?
Нет, увольнение сейчас не по мне. Я еще кредит на квартиру не погасила, и вообще! Растить школьников нынче довольно дорогое удовольствие.
В зале собрался привычный коллектив: все взъерошенные внезапной пертурбацией, испуганные, за собственные хлебные места трясутся. И только Эд – криэйтор – был спокоен, словно познал дзен. Я даже успела ему позавидовать.
– Доброе утро! – прозвучал глубокий баритон за моей спиной. – С сегодняшнего дня я буду возглавлять главный офис вместо Александра Александровича Головко.
У меня сердце ухнуло в пятки да так там и пожелало остаться.
Я медленно обернулась и не поверила собственным глазам.
Иван Давыдов – моя первая любовь, самое большое разочарование и отец моих мальчиков стоял в двух шагах, улыбаясь своей фирменной ослепительной улыбкой!
Кто-то там, наверху, обладал крайне гадким чувством юмора…
– Шуша, не куксись! – потрепал меня по макушке отец, притормозив в незнакомом дворе пятиэтажек. – Я уверен, тебе здесь понравится не меньше, чем в нашем городе!
На это заявление я лишь хмыкнула, отказавшись вообще что-либо говорить. Толку-то? Родители все равно сделают по-своему, как и в этот раз.