Наконец, я отпустил женщину, и она пораженно уставилась на меня. Ее тело все еще рефлекторно вздрагивало, руки мертвой хваткой сжимали цепь, шедшую от наручников к кольцу в стене. Вдруг она опомнилась и, попытавшись успокоиться, выпустила цепь. Ее маленькие руки теперь снова, как и прежде, обвисли внутри железных браслетов. Вот только успокоиться у нее не получалось. Ее все еще заметно потряхивало.
— Выкупите меня, — лукаво глядя на меня, попросила она.
— Испытайте меня! — позвала хорошенькая стройная девушка, стоявшая четвертой, и казавшаяся наиболее скромной из всей пятерки.
На мой взгляд, из них именно она могла послушнее и охотнее, и с наибольшей благодарностью, пойти к своим цепям.
— Шлюха! — обругала ее третья женщина.
Поцелуй лишь подтвердил мое мнение о том, что со временем она может стать превосходной рабыней.
— А разве Ты не хочешь, чтобы тебя выкупили? — поинтересовался я у выпавшей из реальности девушки.
— Да! — опомнившись, воскликнула она. — Да! Конечно!
Но я-то видел, что она никогда не будет по-настоящему счастлива, пока не почувствует ошейник на своем горле.
— А как же я! — внезапно встрепенулась третья женщина. — Тогда целуйте и меня тоже! Испытайте меня!
Похоже, что и она не хотела остаться за бортом этого, внезапно возникшего, своеобразного состязания, наградой в котором могла стать свобода одной из них. И ни одной из них не хотелось бы упустить свой шанс. А возможно, не меньше они хотели увидеть, смогли бы они своим согласием на интимную близость со мной, или обещанием такого согласия, в общем искушением или обманом, вынудить меня заплатить выкуп. От меня не укрылось, что женщина, стоявшая третьей, судя по ее поведению и подходу, считала себя самой красивой из всех пятерых, и расценивала свои шансы на успех в таком соревновании, как наиболее высокие. Так что, я, не давая ей времени на то, чтобы настроиться, просто сдавил ее в своих руках и, не обращая никакого внимания на ее вялые попытки противостоять моему напору, почти насильно и быстро, сокрушил ее губы своими. На этот раз я разорвал поцелуй почти сразу, оттолкнув женщину к стене. Она пораженно и недоверчиво уставилась на меня. Похоже, ей пока еще было невдомек, что для того, чтобы нравиться мужчинам, мало быть блондинкой. Многому ей еще предстоит научиться.
Отступив на шаг, я окинул оценивающим взглядом этих трех женщин.
— Вы же еще не испытали меня, — напомнила вторая женщина, похоже испугавшись, что я могу остановить свой выбор на тех кого только что испытал.
Пришлось поцеловать и ее. Должен признать, что женщины, закованные в кандалы, могут неплохо целоваться, даже несмотря на то, что это свободные женщины. Некоторое время она смотрела на меня затуманенными глазами, но наконец, опомнилась и заявила:
— Хотя я принадлежу к высшей касте, я разрешила вам поцеловать меня, причем, не просто в руку, прикрытую рукавом и перчаткой, а в губы, и даже не через вуаль, а прямо в мои открытые голые губы, почти как если бы я могла быть рабыней! Поэтому, в ответ на такой неоценимый подарок, я рассчитываю, что теперь Вы должны выкупить меня.
— Ты — женщина, — напомнил я ей, — а, следовательно, предназначена для таких поцелуев мужчин.
— Но я же из высшей касты! — возмутилась она.
— В данный момент, возможно, — кивнул я.
Рабыни, конечно, ни к каким кастам не относятся, как и любые другие домашние животные. Рабство устраняет все искусственные различия и барьеры, возведенные между женщинами. В этом смысле можно считать, что в среде рабынь торжествует истинное равноправие. Они все становятся одинаково равными, независимо от прежних различий, обусловленных положением или богатством. Оказавшись в неволе, они все вынуждены начать с одной и той же ступени, голые заклейменные женщины, в простых ошейниках, соперничающие друг с дружкой за внимание мужчин. Выигрывает та из них, кто сможет стать самой приятной для рабовладельца.